Признания чеширского кота

размышлизмы Михаила Садовского об Александре Рушайло

главы из книги "Шкаф, полный времени"




В тишине московской квартиры на берегу Яузы, неподалеку от Электрозаводского моста, когда разойдутся по своим дневным делам люди, собираются за хлебосольным столом на очередное ежедневное "Безумное чаепитие" персонажи одного автора, Ч. Л. Джонсона, жившего во второй половине позапрошлого века (1832-1898) и более известного всем читателям под именем Льюиса Кэрролла.

Чай разливает Чеширский Кот, каждый раз предстающий в другом виде и другом наряде, впрочем, как и все остальные сотрапезники, поскольку все они – дети разных художников, иллюстрировавших замечательные книги, может быть, лучше сказать, сказки, может быть, проще сказать фантазии и пророчества английского математика, рассказанные маленьким девочкам просто для забавы... И что за воздух в этой стране, Англии, что так и тянет учёных, особо почему-то математиков, рассказывать детишкам в своей семье сказки, которые потом становятся книгами, замечательными и любимыми всеми в мире и детьми, и взрослыми, не обязательно читающими на английском, потому что переводят, переводят, пересказывают эти книги на разных языках... Это всё понятно и прекрасно...


Другое совершенно удивительно: как эти чаёвники попали в московскую квартиру? Теперь это не вопрос и не секрет: здесь одна из лучших в мире, самых полных и умело собранных коллекций книг замечательного писателя, собранная человеком не только удивительным, но и замечательным, гостеприимным и добрейшим, и уж, конечно, по-московски хлебосольным. Зовут его Александр Михайлович Рушайло.

Давайте и мы позволим себе произвести чудо – не будем говорить о нём в прошедшем времени, не будем, тем более, что и в самом деле жить бы ему и жить, и перевалило бы ему за шестьдесят не так далеко от сегодняшнего дня, а он и до этой круглой даты не добрался...

О друге писать всегда и трудно, и неблагодарно по отношению к самому себе, потому что вечно недоволен: не о том самом главном сказал, не так сказал, не сумел рассказать, какой он замечательный – ну, кто же лучше тебя, друга, знает его и знает то, что ты не дотянул, куда как далеко не дотянул до оригинала в своём изображении... Ну что же делать… Казниться только... Ибо никакие превосходные степени не передадут сути чистоты, доброты и подвижничества, ума и доброжелательности, эрудированности, увлечённости и десятков других достоинств Александра Михайловича... да чего, там, Саши... мы же чай к нему пришли пить... Не буду я эти превосходные степени употреблять – они кроме недоверия к повествованию ничего не совершат, враньём всё покажется. Нет ангелов на земле. А я и утверждать такого не берусь, и примеров у меня нет – ни одного... поверьте...

– Что ж у тебя столько "котов", Саша? Ты вроде не кошатник?

– Да какой там кошатник! Это одна из самых интересных и любимых мной глав "Алисы в стране чудес". Когда художники спрашивают, какую иллюстрацию мне подарить, я и говорю – эту! Её любят разглядывать малыши, но по сути она не для детей, а для взрослых – так много там наблюдений, намёков, философских парадоксов и нонсенсов. Эту главу можно цитировать сколько угодно.

– Послушай, но откуда у тебя такое сродство, такое проникновение что ли в этот непростой текст, откуда любовь пошла, может, оттого, что и ты профессиональный математик, учёный со степенью, умными "штуками" занимавшийся для полёта к другим планетам? Откуда?

– Я для тебя рассказываю? Или для читателей?

– Или! Ты так здорово рассказываешь, что записывать надо! Чайку, чайку горяченького...

– Давай сделаем так: я тебе расскажу, а ты выбери, что для читателей!

– Согласен, но знаешь только почему? Если твой рассказ записать – книга будет, это будет прекрасная книга, а потом из неё мы возьмём из каждой главы понемногу, чтобы можно было уместить и в журнале, и в газете, и в эфире...

Он не успел записать этой книги, он в палате реанимации продиктовал последнюю свою статью. Конечно, о своём любимом Кэрролле... она опубликована... а книга ... книга осталась навсегда в том виде, как была задумана им – его книга: уникальная коллекция изданий трёх сказок Льюиса Кэрролла, оригиналы иллюстраций многих и многих прекрасных художников к этим книгам с автографами и без, статьи и материалы по этой теме, библиография, каталог, ставший бестселлером среди учёных...

Ну, по порядку, по порядку. Житомир далеко от столицы, там мальчик родился и рос, школу с медалью закончил, а вот учиться поступил в Московский Университет на мехмат, да ещё в 1953 году! С такой подпорченной национальностью анкетой! С первого захода! Провинциальный мальчик.... Извините, не провинциальный! Он с детства был увлечён книгой, а книга все выводит на самые вершины Духа, и нет там ни провинции, ни окраин, потому что в начале было Слово, и Слово – есть Б-г. Какая же провинция!

Он блестяще закончил Университет и блестяще защитил диссертацию, и виделись ему полёты на далёкие планеты...

Саша был однолюбом. Во всём. Всю жизнь проработал в авиамоторостроении, в одном НИИ, всю жизнь прожил со своей Маргаритой – он же был Мастером, и всю жизнь любил Книгу, как он говорит, с восьми лет, когда был поражён подарочным изданием Шевченко... и пришла любовь, и превратилась в страсть, и не покинула его уже никогда...

Он рано утром к открытию "Союзпечати" бежал и стоял у киоска, чтобы на гроши, выданные мамой для завтрака, купить новые книжоночки, брошюрки из "Библиотеки бойца" или "Знание – сила".

Не обойтись нам без цитат: "Первое моё крупное приобретение – пятитомник Ильи Эренбурга. Мне кажется, я с самого начал знал, что книга интересна не только своим содержанием, информацией, но и тем, что она – вещь, произведение искусства. Потом стал понимать, что книга может быть носителем судьбы. Или судеб. Как-то в беседе с моим учителем А. И. Маркушевичем я спросил:

– Алексей Иванович, вот Вы купили Фёдоровское издание Евангелия, зачем? Ведь оно у Вас есть.

– Ну как же, Александр Михайлович, – ответил он. – Это совсем другая книга, другая история, иная жизнь.

Да, пришла другая жизнь, в которую он погрузился, в которой находил защиту от действительности, в которой он существовал четырёхмерно, ибо перевоплощался и сам передвигал время. Собирательство, конечно, состояние необычное, я бы сказал умственный лунатизм, и объяснение только затуманит и исказит суть... он там, в своём собирательстве, в своём труде, напряжённом и непрерывном, труде по удовлетворению страсти, был свободен в несвободной стране, был недосягаем в парении на уровне Алисы, в общении с коллегой, которому стал равным партнёром! Вдумайтесь: более пяти сотен (!!!) изданий Кэрролла! На 37 языках мира! В 50-и переводах! И полтысячи оригинальных рисунков иллюстраций нескольких десятков художников, и статьи, и библиографические материалы, и...

Прислушаемся к голосу этого человека: "Знаете, какая разница между приобретателем и собирателем? Приобретатель быстро теряет интерес к предмету, а собирательство предполагает перспективу развития".

– Разве, Саша?

– Ну конечно, человек должен сосредоточиться на том, что хочет собирать, он должен любить людей, восхищаться людьми, работать для них. Представление, что собиратель живёт в мире одних только вещей – глубоко ошибочно! Собирательство – это постоянный поиск, в основе которого лежит труд, упорство, иногда упрямый автоматизм действий и, конечно, интуиция".

Он к свои находкам относился не то что дружески – это мало сказать, с обожанием и нежностью отца! Он лечил и ласкал свои находки, он построил для них такой дом! Своими руками с ловкостью и вкусом краснодеревщика и тщательностью и аккуратностью математика! А папки для листов рисунков! А рамки для настенных иллюстраций! Они славно зажили в этом московском доме и даже оставили место хозяевам!.. Но они не засиживались тут. Сам Рушайло так выстраивал их жизнь: "Поиск-находка-изучение-открытие-публикация, то есть, использование возможности представить то, что ты нашёл, другим людям: устроить выставку, рассказать, показать, издать каталог".

Его радость, его счастье были в том, чтобы поделиться с другими своим новым пополнением. Пригласить всех на чаепитие!

Девочка Алиса влюбила в себя Сашу Рушайло ещё в школе, а ведь он – однолюб по натуре!

Я много лет был уверен, что коллекционеры – богатые люди. Увы! Жизнь сводила меня со страстными и выдающимися собирателями. Все они были изначально малосостоятельные люди и по мере их собирательства возрастало не их богатство, а стоимость их коллекции. Сами же они так и оставались всю жизнь людьми без лишней копейки, ибо эта лишняя всегда шла не в семейный бюджет, а на улучшение коллекции, на удовлетворение страсти... и счастье , конечно, когда рядом с Мастером есть Маргарита...

– Посмотри, это – прижизненный перевод, – говорит мне Саша. – И видишь – золотой обрез! А шрифт, шрифт....

– Но это ж бешеные деньги! – восклицаю я.

– Совершенно не о-бя-за-тель-но! – лукаво возражает Саша.

– Серьёзно?

– Совершенно! Куплено на Арбате у букиниста за.... пять рублей!

– За пять? – я не верю. (Это когда зарплата при Брежневе была сто двадцать у нас, МНС`ов)

– Ты пользовался гипнозом?

– Нет, моды не было тогда на Кэрролла, а продавец... хороший человек, но не профессионал, не разбирался в книгах... повезло...

Везёт не всем в данном деле, а тем, кто страстно этого желает! Для него все переводчики, все художники, приложившие руку к изданию Кэрролла, были, несомненно, родными людьми, и он знал о них так много!

Примеры? Вот он держит в руках единственный сохранившийся в мире экземпляр из полуторатысячного тиража "Алисы" в переводе Михаила Павловича Чехова (младшего брата Антона Павловича ) с иллюстрациями английского художника Гарри Фернисса. Это сборник "Английские сказки" 1913 года издания, приложение к журналу "Золотое детство", который издавал Михаил Чехов в России с 1907 по 1917 год. Но это мне писать легко сейчас, а когда в 1989 году Александр Михайлович нашёл этот сборник у букинистов, тот был, что называется, "слепым" – без выходных данных. И сколько надо труда, изобретательности, терпения, чтобы атрибутировать такую книгу! Ведь нет у неё аналогов, нет ни одной подобной в мире!..

В 1994 году в уютном и любимом многими ценителями Московском Музее Экслибриса была выставлена коллекция Александра Рушайло. Даже для Москвы это было событие (я тогда писал об этой выставке). Замечательная, умная, запоминающаяся экспозиция... ощущение не чужого посетителя в зале, а дорогого гостя в милом сердцу доме... И Александр Михайлович, сам всех встречающий и каждому уделяющий внимание...

– Саша, ты устал, присядь потом расскажешь, я подожду тебя, домой поедем вместе, а я посмотрю, похожу, сам... сам...

– Нет, – он сам показывает мне стенды и издания, иллюстрации, чудесные книги и рисунки – коллекция огромная, выставка бесконечная – не для одного просмотра, но Саша неутомим с его больным и плохо гоняющим кровь сердцем...

Саша, ты и экспозицию сам создал, удивительно всё это – нет другого слова.... Есть такие люди, слава Б-гу, которые жертвуют своей любви всё, но которая и держит их на свете и не даст никогда забыть. Жаль только, что не воспроизведёшь на бумаге никакими стараниями рассказы Александра Зиновьевича Крейна, основателя и директора Московского литературного Музея Пушкина, когда он сам ведёт вас по залам своего любимого детища, или совсем в ином роде байки и истории картин на своей персональной выставке замечательного Заслуженного (и заслуженно) художника России Дмитрия Андреевича Воронцова, и одические высказывания о любимой коллекции Александра Михайловича Рушайло...

Я закрываю глаза и вижу эти стенды, плотную фигуру Александра Михайловича, его сверкающие очки, ровную неспешную походку – он такой основательный, он так рассказывает совершенно незнакомому человеку о книге, вынимает её и листает, чтобы показать побольше иллюстраций, что я любуюсь им и завидую его умению, его определённости в жизни, мне никогда не стать таким, и я радуюсь, что он есть, и что я всегда могу позвонить ему и поговорить, и зарядиться его расположенностью к людям...

В его коллекции книги со всего света – Англия, Япония, Австралия, Египет, Америка, Вьетнам... Книги присылают, дарят, книги покупались и разыскивались буквально в ненужном хламе... Эта коллекция стала одной из крупнейших в мире... А российские художники приносят иллюстрации – это мастера высшего класса Май Митурич, Геннадий Калиновский, Юрий Ващенко, Виктор Чижиков... Значит, не кончается интерес к этому чудесному миру Алисы, и даже после классического перевода Нины Демуровой, с которой Саша так дружен, появляется новый перевод Леонида Яхнина... и Саша не успокаивается, он вовлекает людей в мир Алисы, он приобщает их к ней... как?

– Почему бы тебе не сделать инсценировку? – подступает он ко мне

– Пьесу?

– Да!

– Но это безумно сложно не только написать, но поставить... все ассоциации, весь наш любимый в России "второй план", аллюзии, намёки, тихий юмор... К этой книге приложили сердца столько людей! Страшно...

– Но ты должен, должен! – Александр Михайлович очень серьёзен, он говорит это, потому что ему это нужно... вернее считает, что это нужно Алисе, чтобы ещё больше людей полюбило её... – Ты должен сделать мюзикл! Представляешь, как это здорово будет!

Через год после этой выставки его не стало. Но невозможно писать о нём в прошедшем времени, хотя бы потому, во-первых, что коллекция его не только жива, но стала предметом гордости мировой культуры, и его верная Маргарита Фёдоровна теперь – не знаю, как сказать – с той же преданностью и пониманием бережёт её, экспонирует, пополняет...

Вот письмо из Принстона от куратора коллекции Льюиса Кэрролла в Принстонском Университете господина А. Д. Ванврайта: "...Очевидно, что Ваш каталог является важнейшим инструментом, содействующим изучению кэрроллианы, и я поздравляю Вас с его созданием. Он будет включён в нашу коллекцию, где станет весьма полезным помощником для студентов и всех интересующихся Льюисом Кэрроллом".

Александр Михайлович был очень рад этому отклику, но с тех пор прошло десять лет, и коллекция выросла более чем вдвое! Непросто создать каталог. Он есть. Новый. Но где взять денег на издание? Риторический вопрос? Увы.

Так и хочется воскликнуть: "Кэрроллисты всех стран! Пустите шапку по кругу и сделайте такое красивое и важное дело – издайте каталог, составленный А. М. Рушайло!..." Может, мой призыв сегодня – глас вопиющего в пустыне, но завтра его услышат? От государства ждать нечего... Что ему до этих книг и коллекций...

Александр Михайлович держит в руках Кэрролла – даже названия не прочтёшь – иероглифы, но... "Ты знаешь, это такая интересная история! Эта книга..."...

Он ушёл, не окончив фразы... Ещё в больнице успел надиктовать статью для журнала... Он много лет боролся за жизнь... И не успел победить... Говорю "не успел" не по ошибке... Не знаю, выдастся ли ещё повод сказать то, что хочу, будет ли время... Ему нужна была операция на сердце, операция дорогая и сложная. Надо было ехать в Америку. Коллекция стоила очень дорого, денег бы хватило... И он уже готов был к этому, но время не хотело затормозить ни на мгновение, чтобы он использовал свой шанс...

Может быть, и не стоило бы писать об этом – он был удивительно скромен и терпелив, и никогда не жаловался., но даже в этом последнем, не знаю какими усилиями пришедшем решении (а что, если сознательно не осуществил его?), Александр Михайлович Рушайло поднялся на высоту доступную не многим, ибо то, что он совершил – бесценно не только по сути, но и в материальном смысле, и жизнь кончилась не в смирении и покорности судьбе, а на высочайшем взлёте духа... Поэтому и нет возможности говорить о нём в прошедшем времени.

Вы всегда можете придти в гости к Чеширскому коту на чашечку чая и пообщаться с великим собирателем нашего времени.

---

Комментарии к статье
Они творили для детей. Александр Рушайло

---

Ваше имя:

Ваш комментарий:

Докажите, что Вы не робот! Поставьте галочку или введите написанные символы:

---