ИВАНОВ ДЕНЬ

В конце концов все сложилось очень удачно. То, что "Страна чудес" праздновала Ивана Купалу, не только не нарушило планов Агаты и Огонька, но даже помогло осуществлению всего, что девчонки задумали.

Во-первых, весь лагерь будет жечь костры, плести венки, петь песни, водить хороводы до одиннадцати часов ночи. Значит, Агата и Огонек смогут незаметно исчезнуть, затеряться в праздничной кутерьме, ускользнув и от воспитателей, и от лже-Глаши, Ядвиги, Кэша. Конечно, потом их хватятся и станут искать, но в лагере никто не догадается, что девчонки на Марьином яйце.

Во-вторых, лагерный праздник помог подругам решить самую сложную проблему – как попасть на остров. Сначала казалось, что единственный доступный для них способ – добираться вплавь. Однако даже для таких отличных пловцов как Агата и Огонек подобная "водная прогулка" ночью была бы непростым испытанием. Что уж говорить о Глаше, которая и пяти метров по-собачьи не могла проплыть? А ведь, возможно, им все придется спасаться с Марьиного яйца бегством!

И тут оказалось, что "Страна чудес" отмечает ночь на Ивана Купалу веселым народным гулянием. Агата, как член исторического клуба, должна была придумать сценарий праздника для своего отряда. Конечно, она тут же предложила разнообразить программу столь живописным и романтичным обрядом как пускание девичьих венков по озеру. Причем бросать венки в воду хитрая Агата придумала не с берега, а с двух лодок, которые должны были быть подогнаны заранее к костровой поляне. После праздника опять же на лодках следовало приплыть к причалу лагеря.

Используя каждую минуту, когда рядом не находилась лже-Глаша, девочки тщательно подготовились к Ивановой ночи. В рюказаки, которые Агата с Огоньком решили заранее припрятать рядом с местом, где будут привязаны лодки, подружки уложили ветровки и яйцо бабки Агафьи. В боковой кармашек своего рюкзака Агата спрятала рисунок Агафончика.

Внимательно перечитав все, что удалось найти в Интернете и литературе об Иване Купале, девочки решили взять спички и свечи (их Огонек под каким-то предлогом выпросила у Степки). Почти во всех обычаях, связанных с Иваном Купалой, так или иначе присутствовал огонь. Костры жгли, чтобы отпугнуть нечистую силу, через костры прыгали девушки, огонь уничтожал символизирующее нечистую силу чучело, которое называли разными именами, в том числе Мариной. Огонек настояла на том, чтобы взять с собой перочинный нож – хоть какое-то подобие "холодного оружия". Агата не верила, что против Кощея и Яги им может помочь любое земное оружие, даже автомат или бомба, но не стала спорить с Огоньком.

Наконец рюкзаки спрятаны в надежном месте, день 23 июня клонится к закату. Вся "Страна чудес" собирается на главной площади, чтобы потом торжественно проследовать на костровую поляну. Многие ребята и воспитатели, включая так называемых "этнографов", то есть членов этнографического отделения исторического клуба, оделись в народные костюмы. На фоне мальчиков и девочек в сарафанах, вышитых рубахах, поневах и кокошниках Агата и Огонек в в джинсах, кроссовках и футболках выглядели несколько странно. Глаша, по случаю праздника облачившаяся в собственноручно сшитое льняное платье фольклорного стиля, не преминула выразить свое удивление:

– Что это вы так по-спортивному оделись?

– А это мы символизируем связь времен, – не растерялась Агата, – доказываем, что и наши современные ребята, модные причем, могут отмечать народные праздники.

Глаша пожала в недоумении плечами, но больше с вопросами не приставала. Николай Дементьевич (неужели он – Кощей?) рассказал о происхождении праздника Ивана Купалы, "этнографы" запели посвященные этому дню песни, и все направились на костровую поляну.

Отряд Агаты и Огонька разделился на три группы: большая часть девочек занималась плетением венков, половина мальчишек делали чучело, которое решили назвать Купалой. Остальные разжигали костер, пекли картошку, заваривали чай с травами.

Над озером радовалось празднику клонящееся к закату солнце, на костровой поляне там и тут лились песни, звенел смех, манили к себе огни костров. Агата через огонь прыгать не стала, побоялась. Зато Огонек и лже-Глаша скакали над пламенем, словно козы. Вот и верь после этого преданиям, думала Агата, глядя на взмывающую над костром и благополучно приземляющуюся за ним "девку Маринку" в образе Глаши. Будь предания верны, она должна была давно уже сгореть, растаять в пламени!

Свободное льняное платье делало стройную фигурку еще более изящной и грациозной, пышный венок из полевых цветов и светлые распущенные волосы окружали ореолом разрумянившееся личико, на котором радостно сияли синие глаза. Агата вдруг подумала – а вдруг все все это неправда, глупые выдумки? Может там прыгает через костер их Глаша, и нет никаких Кощеев, и все так просто, понятно, ясно…

Но вот девочки садятся в лодки и отплывают подальше от берега. Кто-то затягивает песню, венки летят в воду и тихо, не торопясь, плывут вдоль берега. Весла неслышно опускаются в воду, девочки возвращаются к костру, где их ждет праздничный ужин. А потом, когда хоть немного стемнеет, будут жечь Купалу. Агата и Огонек не идут к костру. Лже-Глаше и Алексею они сказали, что им нужно ненадолго отлучиться в соседний отряд, чтобы помочь там с проведением конкурса на знание народных обычаев. Девочки отыскивают спрятанные в кустах рюкзаки и, проследив, все ли ушли, залезают в лодку.

Агата гребет изо всех сил, потом ее сменяет Огонек. И вдруг левое весло словно попало в какую-то западню, лодка по инерции завернула. Встревоженные девочки увидели, что на весле удобно уселась мавка. Подружки застыли от удивления, и только вежливая Агата пробормотала: "Добрый вечер!" Мавка усмехнулась и подала девочкам их венки, венки, полчаса назад брошенные в озеро.

– Возьмите, – мелодичным, похожим на журчание ручья голосом вымолвила мавка, – венки пригодятся вам сегодня на Марьином яйце.

Не дожидаясь ответа, русалка скрылась в глубине озера. Надев венки, на удивление почти не намокшие, девчонки переглянулись:

– Все правильно, – сказала Агата, – купальские венки сохраняли для лечения и магических действий! Как мы сами не догадались их забрать!

– Агата, ты понимаешь, что мы на правильном пути! Мавка сказала: "Венки пригодятся вам на Марьином яйце"! Значит, мы не ошиблись! Яга и Кощей приведут Глашу и Сергея именно на остров!

Марьино яйцо встретило подружек тишиной, нарушаемой лишь шорохом листвы и быстро сгущающимися сумерками. Девочки старательно спрятали лодку под ветвями ивы в зарослях камыша и отсорожно, стараясь не производить ни малейшего шума, пошли сквозь заросли папортоника к центру поляны. Казалось, с каждым шагом становится темнее. И вот, когда оставалось несколько шагов до яйцеподобного камня, на Марьино яйцо опустилась ночь. Ночь странная, колдовская, не по-летнему темная, не по времени ранняя. Впрочем, точно определить время было невозможно – стрелки часов вели себя как сумасшедшие, крутились то в одном, то в другом направлении. И еще странность – кромешная тьма совсем не мешала девочкам четко видеть друг друга, и камень, и каждый лист папоротника.

– Будем ждать здесь? – прошептала Огонек.

– Да. Только надо спрятаться. Нам не стоит сразу же показываться Им на глаза, – ответила Агата.

Спрятаться в столь густых зарослях папоротника оказалось очень легко – стоило присесть на корточки, и человек исчезал. Подружки выбрали местечко погуще и удобно устроились на своих рюкзаках. В тишине, окутавшей остров, громким казался даже писк комаров. Вдруг Агата услышала какое-то сопение. Она пихнула Огонька, и та кивком дала понять, что тоже слышит подозрительные звуки. Может, это идут к камню ожидаемые девочками гости? Но звуки не приближались. Впрочем, и не отдалялись. Кто-то отчетливо сопел совсем рядом, шагах в трех. Огонек, прижав палец к губам, осторожно встала и на цыпочках, неслышным кошачьим шагом отошла от Агаты. Однако Огонек, по-видимому, хотела застать источник шума врасплох, потому что направилась в противоположную сторону, объяснив знаками, что зайдет "с тыла".

Агата осталась совсем одна. Ей стало страшно, казалось, Огонек бросила ее на произвол судьбы, чудилось, что прошли уже не минуты, а часы… Вдруг сопение сменилось звуками короткой, но ожесточенной борьбы. Еще миг, и из зарослей вынырнула Огонек, тащившая что-то в собственной ветровке. Что-то яростно брыкалось и попискивало.

– Вот! – выпалила разгоряченная Огонек. – Шпиона поймала! Он подглядывал за нами!

– Кто это? – спросила Агата.

– Сама не знаю! Не мышонок, не лягушка, а неведома зверушка! – ответила Огонек, – сейчас осмотрим и допросим. Только сядь поближе, чтобы не убежал.

Огонек сдернула ветровку, и девочки увидели что-то маленькое, мохнатое и жутко сердитое. Оно треснуло несколько раз Огонька по колену маленькой лохматой ручонкой и заверещало возмущенно:

– Вот тебе! Вот тебе! Я тебе покажу шпиона! Я тебя научу с хозяином дома обращаться!

Зрелище "избиения" Огонька мохнатым малышом в штанах и рубахе было настолько забавным, что девчонки не смогли удержаться от смеха.

– Ах, они еще и смеются! – мохнатик аж задохнулся от гнева. – Тоже мне, премудрая Агата и прехрабрая Агния! Знала бы Глаша, как вы себя ведете, не стала бы вас Сергею расхваливать!

Подружки разом оборвали свой смех и пристали к малышу с расспросами. Что ему известно о Глаше? Где она встретилась с Сергеем? Однако Евграф (а это был, конечно же, он) не начал рассказ, пока Огонек и Агата не принесли ему самых искренних извинений и не уверили в том, что относятся с глубочайшим уважением и нижайшим почтением к домовым вообще и к своему новому знакомому в частности.

Через пятнадцать минут девочки узнали, как Глаша попала в дом Евграфа, как нашла Сергея, как они пытались бежать. Домовой не мог знать о том, каким способом Яга заставила Глашу помогать нечистым. Когда посланная лешим шишига донесла Цецилии Станиславовне и Саломеи о беглецах и о том, что ребятам помогал Евграф, его прогнали в лес, наложив на дом столь сильное заклятие, что бедный домовой не смог его преодолеть. Сутки бродил бездомный Евграф по лесу, а утром 23 июня переплыл на ветке березы озеро, высадился на Марьино яйцо и стал ждать ночи. Тут и увидел он Агату с Огоньком, хотел за ними последить немного, да сопением выдал себя и в плен попал.

– Евграф, ты пробрался на остров потому, что хотел помочь Сергею и Глаше? – спросила Агата.

– Нет, я им помочь никак не могу.

– Почему? – удивилась Огонек. – Ты ведь волшебник?

– Да потому-то и не могу, что волшебник, – загадочно проговорил Евграф, тараща круглые черные глазки. – Никто из добрых сил не способен противостоять нечистым в ночь накануне Ивана Купалы. Нынче – их ночь.

– Но если это так, то почему же темные силы до сих пор не одержали победу на земле? Если сегодня добро бессильно, значит, зло творит все, что пожелает, – поинтересовалась Агата.

– Так, да не так. Исход сегодняшней ночи, как и каждой ночи накануне Ивана Купалы, зависит от людей, то есть от вас. Вы, люди, как гирьки чугунные, куда станете, та чашечка и перевесит, – загадочно провозгласил Евграф.

– Евграф, а ты не мог бы попонятнее выражаться? – вспылила Огонек. – Какие гирьки? Какие чашечки?

– Могу и попонятнее. Смотрите, мы, ну, не люди или волшебники, все такие простые и понятные. Есть темные, или нечистые – Мара, Баба-яга, Кощей, еще там разные-всякие. Они всегда темными, нечистыми были, есть и будут. Как люди говорят – черного кобеля до бела не отмоешь. Есть силы добра, они всегда только добру служат. Потом идем мы, всякая мелочь волшебная – домовые, русалки, кикиморы, лешие. Мы не добрые и не злые…

– Нет, ты добрый! И мавки добрые! – возразила Агата, но Евграф лишь махнул на нее лапкой.

– Мы не добрые и не злые. Но за добро мы можем и добром отплатить, а зло тоже безнаказанным не оставляем. Так вот, если бы на земле лишь мы жили, тогда бы в канун Ивана Купалы, когда добро не может вмешиваться в дела нечистых, темные силы одержали бы победу. Но на земле живете вы, люди. И от того, куда склонитесь вы в эту ночь, к добру или ко злу, зависит исход вечной борьбы, – Евграф замолчал, прислушался, еще больше округлил глаза и зажал рот мохнатыми ручками, призывая девочек к молчанию.

Но призывы домового были излишни – Агата и Огонек уже видели и слышали приближение новых действующих лиц. Совсем рядом с камнем в форме яйца на полянку медленно и почти бесшумно опустились две ступы. Из одной выпрыгнули Глаша и Ядвига Станиславовна, из другой… еще одна Ядвига Станиславовна и светловолосый мальчик.

– Это Сергей, – чуть слышно прошептала Агата.

– Да! – откликнулась Огонек. – Но кто из двух Ядвига?

– Никто, – ответил Евграф, – это ее сестры, Цецилия и Саломея.

Цецилия знаком велела Глаше и Сергею присесть у камня, а сама вместе с сестрой обошла заросли папоротника, не отдаляясь, однако, далеко от камня. Девочки и Евграф затаили дыхание, но сестры не дошли до их убежища. Прошло минут пятнадцать тягостного молчаливого ожидания. Потом все услышали шум приближающихся шагов. Цецилия крикнула по-птичьи, ей ответили тем же. Через миг из зарослей вынырнули Ядвига Станиславовна и Глаша, вернее, лже-Глаша, одетая все в то же льняное платье. Настоящая Глаша, увидев собственного двойника, в изумлении и ужасе вскочила на ноги. Ядвига Станиславовна с дочерью подошли к ней.

– Ну что ж, Аглая, теперь ты видишь, что нам нетрудно было обмануть твоих подружек. Познакомься, это – моя дочь Мора. Впрочем, Агате и Огоньку имя "Мора" осталось неизвестно. Они называли мою дочку Глашей, любили ее, доверяли ей. И никто ничего не заподозрил. Твои подруги успокоились, о нем (Ядвига небрежно кивнула в сторону Сергея) и думать забыли. Так что помощи вам ждать неоткуда.

Глаша отвернулась, Агате показалось, что в ее глазах блеснули слезы. Огонек дернулась, как будто хотлеа немедленно выскочить и разоблачить ложь Яги, но Евграф и Агата ее удержали. Агата заметила, что Мора что-то шепчет Цецилии и Саломеи, и догадалась по встревоженным лицам сестер, что их с Огоньком исчезновение не осталось незамеченным. Потом Мора подошла к камню, легко вспрыгнула на него, подняла руки вверх, начала крутиться вокруг собственной оси, как иногда делают маленькие девочки, чтобы заставить вращаться колоколом пышные юбочки. И пока Мора крутилась, ее лицо, волосы, фигура изменялись. Вот уже не осталось в ней ничего от Глаши. Еще одна копия Ядвиги Станиславовны, только совсем молодая, прекратила, наконец, свой странный танец и спрыгнула с камня.

Почти тотчас тягучий гул разнесся над островом, порыв ветра склонил верхушки деревьев, пригнул папоротники, блеснула молния и на полянку упало странное, жуткое существо, похожее на огромного, метров семи в длину, змея с двумя кожистыми, как у птеродактиля, крыльями. Хвост змеи ударил совсем рядом с местом, где прятались девочки с домовым, а голова на толстой, покрытой наростами шее, поднялась к лицу Глаши. Девочка закричала от ужаса и спряталась за бледного Сергея. Голова издала отвратительный хриплый хохот, змей свернулся в кольцо, опять блеснула молния, и вместо чешуйчатого змеиного тела перед ребятами стоит кругленький, ласково улыбающийся Валентин Иванович.

– Что, испугались немного? Не стоит так волноваться. Если вы выполните наши договоренности, вам никто не причинит вреда. А ты, Сергей, даже сможешь вернуться в мой дом, к моим компьютерам.

– Я не вернусь, – коротко ответил Сергей.

– Ну что ж, когда-нибудь ты горько пожалеешь о своем решении. Но – к делу. Сегодня здесь, на этом острове, зацветет папоротник. Только ты, Сергей, сможешь найти цветок. Никто другой – ни человек, ни зверь, ни самый могущественный колдун, не может увидеть цветок папоротника. Когда ты найдешь его, ты позовешь Аглаю. И покажешь ей цветок. Только она, и никто другой, может сорвать цветок, не лишив его волшебной силы. Сорвав цветок, ты, Аглая, отдашь его мне. Больше от вас ничего не потребуется. Вы сможете уйти на все четыре стороны!

– А Агафончик? – вскрикнула Глаша.

Агафончик? Агата и Огонек переглянулись. Они не понимали, какое отношение к цветку папоротника и Ивановой ночи может иметь братик Глаши.

– Агафончик будет ждать тебя в лодке, которая отвезет вас в "Страну чудес", – успокоила Глашу Ядвига, переглянувшись с Кощеем.

Как Агафончик может ждать Глашу в лодке, если вчера вечером он уехал в Москву с родителями и сестрами? Агата и Огонек остались в полном недоумении.

– Ну же! Ищи цветок! – приказал Сергею Валентин Иванович.

Сергей двигался по полянке, делая все большие и большие круги вокруг камня. Девочки видели, что он все ближе и ближе подходит к их убежищу. Вот Сергей прошел в нескольких шагах от них. Еще один круг – и мальчик раздвигает папоротник прямо перед носом Агаты. Увидев двух незнакомых ему девчонок и Евграфа, Сергей на секунду растерялся и замер, что тут же было замечено Кощеем.

– Что случилось? Ты видишь цветок? – в голосе Валентина Ивановича слышалось какое–то хищное ожидание.

– Нет! – выпалил Сергей, с надеждой вглядываясь в лица девочек. Потом он посмотрел на Евграфа, на рюкзаки, и вдруг лицо мальчика вытянулось от изумления. Он схватил рюкзаки и, стараясь не шуметь, бросил их в заросли, потом жестом приказал Агате, Огоньку и Евграфу скрыться туда же. Девочки и домовой повиновались, спрятались на новом месте, ни на секунду, впрочем, не спуская глаз с Сергея. Мальчик стоял на месте их прежнего убежища, уставившись туда, где только что лежали рюкзаки.

И вдруг девочки увидели, как на пригнутом стебле папоротника появился цветок. Он не распустился, не раскрылся, а именно появился из воздуха, точнее – проявился, как проявляется изображение на фотографии или переводная картинка. Цветок, по форме напоминающий лилию, был очень крупным, размером с большой пион, и очень яркого красного цвета. Впрочем, ничего сверхъестественного в красном цветке не чувствовалось. Цветок как цветок – появись он в саду, или на клумбе в парке, а не в зарослях папоротника, никто бы на него и внимания не обратил.

Убедившись, что девочки и Евграф спрятались, Сергей позвал:

– Глаша! Иди сюда, я нашел цветок!

Агата мысленно поблагодарила Сергея за предусмотрительность, потому что вместе с Глашей к нему подошли и Кощей, и Яга с родственницами. Увидев цветок, они застыли на месте, лишь Кощей подтолкнул Глашу к мальчику:

– Срывай! Срывай цветок!

Глаша медленно подошла, наклонилась, и осторожно, словно опасаясь обжечься, сорвала цветок. И когда он оказался в руках девочки, лепестки вдруг затрепетали, как крылья бабочки, засияли призрачным светом. Тычинки, словно язычки крохотного колокольчика, стали биться, издавая чуть слышный мелодичный звон, и сладкий аромат разнесся в ночном воздухе.

– Давай! Давай мне цветок! – завопил Кощей, но Глаша медлила.

– Немедленно отдай цветок! Вспомни о брате! – приказала Ядвига. Глаша, вздрогнув, вышла из оцепенения и повернулась, чтобы отдать цветок Валентину Ивановичу. Но тут из зарослей папоротника, не сговариваясь, выскочили Огонек и Агата.

– Стой! Не отдавай им цветок! – орала Огонек.

– Глаша! Цветок нельзя им отдавать! – вторила Агата.

– Отдай! Отдай цветок! – голос Кощея от ярости гремел, как гром.

– Ты погубишь брата! Ты погубишь брата! – змеей шипела Яга.

Лицо Глаши, вспыхнувшее радостью при неожиданном появлении подруг, передернулось, словно от острой боли:

– Я не могу… Они выкрали Агафончика… Я должна отдать им цветок.

– Выкрали Агафончика! Ах ты, гадина! – Огонек, взбешенная такой подлостью, вцепилась в волосы стоявшей ближе всего к ней Море. – Получай! Получай за все!

Мора, в первую секунду обескураженная нападением, опомнилась и отбросила Огонька в заросли папоротника.

– Перестань! Остановись, Огонек! – прикрикнула на подруга Агата. – Глаша! Откуда ты знаешь, что Агафончик у них?

– Отдай цветок! Отдай цветок! – завывал Кощей, Яга твердила что-то свое, но Глаша, к счастью, слышала Агату.

– Мы с Сергеем бежали, в ночь с 21 на 22 июля. А вчера рано-рано утром они нас поймали. И показали мне Агафончика.

– Вчера утром? Глаша, это очень важно! Вчера утром, то есть утром 22 июня ты видела у них Агафончика? – Агата старалась говорить спокойно, хотя голос ее дрожал от напряжения.

– Да! 22 июня утром! – подтвердила Глаша.

– Но вчера весь день вся твоя семья провела в "Стране чудес"! Со мной, с Огоньком и с ней, с Морой! То есть они думали, что это – ты! И Агафончик был с нами! Твои родители беспокоились о тебе после дня Нептуна и решили навестить тебя! Вчера вечером Агафончик, живой и невредимый был в лагере!

– Но я сама видела его в ступе у Цецилии, – в душе Глаши надежда боролась с недоверием, – он спал, а потом проснулся и заплакал. Как так может быть?

– Да очень просто, – подала голос из папоротника Огонек, зажимая правой рукой кровоточащую ссадину на левом предплечье. – Ты посмотри, с кем мы боремся! Они же колдуны! Что им стоит превратить кого угодно в Агафончика, если почти десять дней эта дрянь, – Огонек кивнула на Мору, – выдавала себя за тебя! И ведь все, включая твоих родителей, ей поверили! Только Агатка ее раскусила и меня убедила…

– Они врут! – вкрадчиво-настойчивым голосом заговорила Яга. – Они все врут! Никаких родителей, никакого Агафончика в лагере не было и быть не могло!

– Постойте! Подождите секунду! – Агата кинулась к своему рюкзаку и достала что–то из бокового кармашка. – Огонек неправильно сказала. Не все поверили, что Мора – это ты, Глаша. Агафончик, твой маленький брат, сразу почувствовал обман. Он отбивался от объятий Моры. А меня попросил, чтобы я передала тебе вот это.

Агата протянула подружке листок бумаги. Глаша развернула листок и впервые за ночь на лице ее появилась слабая улыбка.

– Это мой рисунок! Я нарисовала его перед самым отъездом! Агафончик плакал, потому что не хотел со с мной расставаться, и я нарисовала ему свой портрет. А вот солнышко и цветок он, наверное, дорисовал потом, без меня!… Что мне делать с цветком, девочки?

– Отдай, отдай цветок мне! – теперь Кощей уже не требовал, а умолял, но на него никто не обращал внимания.

– Ну что ж, вы победили, – холодно отметила Яга, – цветок ваш. Прислушайтесь к моему совету. Цветок папоротника, как вам, наверное, известно, открывает клады. Бросьте цветок вверх, и он, подхваченный ветром, приведет вас туда, где зарыт клад. Вас четверо, и каждый из вас станет в эту ночь миллионером.

– Глаша, не верь ей, не бросай цветок, – негромко произнес молчавший до этого момента Сергей.

– Точно, не вздумай бросать, Глашка! Нужны нам их клады! – вскричала Огонек.

– Мне не нужно таких богатств, – поддержала друзей Агата.

– Неужели вы думали, что я брошу цветок? Я уже один раз купилась на фальшивый блеск, хватит! Но что же делать с цветком?

– Я, по-моему, знаю, – неуверенно проговорила Агата. – Наши предки сжигали на костре чучело, изображавшее ведьму…

– Правильно! – закричала Огонек. – Они все в эту ночь сжигали – и чучело, и пучки веток, и цветы, и венки!

– Значит, мы должны сжечь цветок? – Глаша с сожалением посмотрела на маленькое чудо, сиявшее в ее руках. А Агата, уже не сомневаясь в принятом решении, достала из рюкзака коробок спичек и свечи.

– Не смейте! – взвыл Кощей. – Если вы только посмеете зажечь огонь, я вас уничтожу! Я превращу вас в червей! Я выжгу своим огнем весь остров, все вокруг!

– Сбавь обороты! – грубо оборвала руководителя своего клуба Огонек. – Если бы вы с Ягой могли нас превратить в червей, вы бы давно это сделали!

– Похоже, сегодня темные силы, хотя это и их день, не могут применять колдовство против нас, – сказала Агата, с радостью заметив, как в бессильной злобе исказились лица Яги, ее дочери и сестер при словах Огонька. Но нечисть, похоже, еще не отказалась от борьбы.

– Да! Мы не можем вас околдовать, но мы погубим вас и без колдовства! – воскликнула Мора. Она изогнулась, издала странный звук, похожий на шипение, и начала извиваться всем своим гибким грациозным телом. Ее примеру тут же последовали мать и тетки. Странный танец без музыки завораживал и навевал ужас.

– Змеи! – сдавленным голосом прошептал Сергей. Агата подумала, что танцующие ведьмы действительно похожи на огромных сказочных пресмыкающихся, но крик Глаши вывел ее из оцепенения, и девочка увидела, что их со всех сторон окружили полчища самых настоящих змей. Маленькие и большие, зеленоватые, черные, серебристые и буро-коричневые, они покрывали землю, свисали с листьев папоротника, образовывали живые короны на головах извивающихся ведьм.

– Отдайте цветок! – торжествовал Кощей.

Ужас парализовал ребят. Они уже не способны были думать, защищаться, бороться. Наверное, Глаша отдала бы цветок, если бы обезумевшая от страха Огонек не услышала голос Евграфа:

– Венки! У вас же есть купальские венки!

У Огонька имелось много недостатков, но она никогда не страдала медлительностью и отсутствием сообразительности.

– Не бойтесь! – звонко закричала девочка друзьям. – У нас есть купальские венки! Змеи нас потому и не кусают! И не укусят! Скорей зажигай свечи, Агата!

Агата, косясь на змей, раздала Огоньку, Глаше и Сергею свечи, зажгла спичку. Через минуту ребята соединили свечи, и к их объединенному пламени Глаша поднесла цветок папоротника. Мгновение, и цветок вспыхнул таким ярким пламенем, что все инстинктивно зажмурились.

Открыв глаза, Агата увидела деревья, вытоптанные и поломанные стебли папоротника. Глашу, бледную, растрепанную, но улыбающуюся робкой нежной улыбкой. Худого светловолосого мальчишку – Сергея Корнилова. Он ходил между деревьями, раздвигая палкой заросли папоротника, словно играл с кем-то в прятки или искал грибы. Огонек в разорванной, окровавленной ветровке, словно помешанная приплясывала на сером валуне и вопила:

– Все кончилось! Они смылись! Мы сделали это! Вау!

Кощей, Яга, Цецилия, Саломея, Мора, Евграф исчезли бесследно, как будто их никогда и не было на острове и на земле. И еще одно, пожалуй, самое главное действующее лицо незаметно покинуло Марьино яйцо – кончилась колдовская ночь, ночь накануне Ивана Купалы. Там, где за деревьями кончался остров, там, где плескалось озеро, где на берегу его стояла "Страна чудес", нежно-розовой зарей пылало небо, приветствуя новый день. Ребята знали, что в этом дне, и в тех, что последуют за ним, уже не будет места темным силам, колдовству, опасностям и приключениям. И каждый из четырех друзей чувствовал облегчение, и огромную радость, и, почему-то, легкое сожаление и грусть. Сергей подхватил рюкзаки Агаты и Огонька, и все четверо поспешили навстречу восходу, туда, где ждала их спрятанная в кустах лодка.

Они подплывали к костровой поляне. Лодка еще не коснулась носом берега, а новые чувства уже переполняли сердца ребят, и новые мысли тревожили их разум. Глашу вновь охватил страх – она думала об Агафончике. Огонек еле сдерживалась, чтобы не застонать – боль в пораненной в схватке с Морой руке вдруг стала невыносимой, рукав ветровки потемнел от крови. Агата тщетно пыталась придумать, как они объяснят свое ночное отсутствие и появление "утопленника" Сергея. А сам Сергей вспоминал последний разговор с Глашей в доме Яги.

Вдруг Агата заметила, как от кустов отделилась какая-то фигура. Девочка схватилась за весло, чтобы помешать Сергею причалить к берегу, но в этот момент они услышали хорошо им знакомый голос воспитателя Алексея:

– Кидайте мне веревку! Я привяжу лодку и позже заберу ее.

Изумленная Глаша кинула Алексею веревку, лодка ткнулась носом в кусты, и через минуту все четверо уже стояли рядом с воспитателем. Он сразу же заметил, что Огоньку совсем плохо, помог девочке снять ветровку и осмотрел рану.

– Глаша и Агата! Вы отправляйтесь в свою комнату, примите душ – и немедленно спать!

– А…

– А они пойдут со мной. Агнию я отведу в медпункт, Сергей отоспится в моей комнате. Надеюсь, к обеду все проснутся. После обеда, если Огонек еще будет не в состоянии вернуться к вам, мы все навестим ее в медпункте.

Агата с Глашей, поминутно оборачиваясь, но не смея ослушаться, побрели к своему корпусу, успев разглядеть, что Алексей, знаком велев Сергею подождать его на лавочке, на руках понес Огонька в медпункт.

– Агата, ты что-нибудь понимаешь? – спросила Глаша, когда они на цыпочках, чтобы не разбудить спящий отряд, прошли по коридору и оказались в своей комнате.

– Кажется, понимаю. Понимаю, кто подкинул нам отворотную мазь… И почему нам так легко удавались многие наши задумки вроде походов в Дедово или в Нечистый лес.

– Ты думаешь Алексей…

– Да, Алексей – представитель добрых сил! – уверенно сказала Агата. – Только так можно объяснить, почему он не удивился, увидев Сергея.

Выспавшись, девчонки обнаружили, что через пять минут начнется обед, и почувствовали жуткий голод. Они помчались в столовую, где сразу же увидели Огонька. Бледная, с перевязанной рукой, но веселая, она, сверкая лукавыми глазами, отбивалась от Крутого с Темным.

– Что? Бандитская пуля? – издевались мальчишки, показывая на повязку.

– Нет! Укус вампира! – Огонек сделала зверское лицо и клацнула зубами. – Сейчас тебя, Крутой, укушу, и ты тоже станешь вампиром.

Крутой в притворном ужасе вскочил и шарахнулся в сторону, толкнув толстенькую Настю, с вожделением тащившую к своему столику порцию фруктового салата. Залитые сладким соусом фрукты высыпались прямо на спину здоровяка Лешки, который, не долго думая, отвесил Крутому подзатыльник. Воспользовавшись поднявшимся шумом и гамом, Агата и Глаша подошли к Огоньку.

– Как ты? Как рука? – Глаша нежно погладила плечо подружки.

– А, ерунда! Заживет как на собаке! – беспечно заявила Огонек, с удовольствием наблюдая за оправдывающимся перед Лешкой Крутым.

– А где Сергей? И Алексей?

– Алексей понес еду Сергею. Он не хочет его "светить" здесь. Велел после обеда сразу же идти в беседку. Ну что, Крутой, получил?



…Алексей и Сергей, действительно, ждали девочек в саду.

– Садитесь, искательницы приключений, – по–доброму усмехнулся воспитатель, – будем разговаривать или вам и так все ясно?

– Нет, не все, – первой неожиданно для всех заговорила Глаша, – но сначала скажите, что будет с Сергеем.

– Ну, в лагере он не останется, чтобы не вызывать лишних разборок, – ответил Алексей, – а будет все так, как вы с ним решили. Я утром переговорил с твоими родителями. Объяснил им – ну, не все, конечно, но многое объяснил. Сегодня вечером я повезу Сергея в Москву. Думаю, все формальности мне удастся быстро уладить. Через неделю в Москве тебя, Глаша, будут встречать родители, три сестры и два брата.

– Класс! – закричала Огонек, – но ты, Глашка, хитрая! Я бы тоже от такого братца не отказалась.

Сергей смущенно улыбнулся, а Агата решила "подлить масла в огонь":

– Нечего! У тебя и так есть старший брат, у Глаши – полный набор родственников, и только я у мамы одна-одинешенька!

– Видишь, Сергей, какая тут конкуренция из-за тебя! – поддержал шутку Алексей. – Выбирай себе любую сестру, какая больше нравится!

Сергей, продолжая улыбаться, ответил:

– Я выбираю сразу четырех сестер и маленького братца. Но от двух верных друзей я тоже не откажусь!

– Вот и хорошо! Еще вопросы есть? – поинтересовался Алексей.

– Есть, – сказала Агата, но вопрос она задать не успела, потому что Огонек вдруг треснула себя здоровой рукой по лбу и "страшным" голосом продекламировала:

– Все за-бы-ли! Все за-бы-ли! Сегодня же Глашин день рождения!

– Правда, – спохватилась Агата, – а мы даже подарков не приготовили!

– Эту ошибку вы успеете исправить, – успокоил расстроенных девочек Алексей, – тем более, что сегодня и Сергею исполняется тринадцать лет. Он ровно на год старше своей сестры.

– Нет, вы ошибаетесь, – возразил Сергей, – у меня день рождения в апреле.

– Ошибся не я, а тот, кто двенадцать лет назад определял в детской больнице возраст маленького подкидыша. Ты был рослым ребенком, Сергей, вот медики и ошиблись, – объяснил воспитатель.

– Значит, мы с тобой еще и в один день родились? – радостно удивилась Глаша.

– Да, вы оба появились на свет в Иванов день. Именно поэтому именно вы нужны были Яге и Кощею.

– Но разве мало людей появились на свет 24 июня?

– Немало. Но нечистым нужен был мальчик тринадцати лет, желательно сирота. И девочка двенадцати лет. Их выбор пал на тебя, Сергей, и тебя, Глаша.

– А мы? Мы случайно попали в эту историю? – задала вопрос Агата.

– Нет. Вас привели в лагерь совсем другие силы.

– Добрые?

– Да. Мы напрямую не могли вмешиваться в то, что происходит в канун Иванова дня. Решают все люди.

– Гирьки… – тихо прошептала Огонек.

– Гирьки? – не понял Алексей. И Огонек рассказала о том, как Евграф сравнивал поступки людей с гирьками на весах добра и зла.

– Ну что ж, можно и так сказать! – улыбнулся Алексей, – в общем, нам нужны были "гирьки". И этими гирьками могли стать только вы, Агния и Агата.

– Из-за наших имен?

– Из-за имен. Из-за дат рождения. Ведь ты, Агата, родилась в день весеннего, а ты, Огонек, в день осеннего равноденствия. А еще нам нужны были вы, потому что в вас есть добро. И мужество. И живой ум. И верность. И чистота.

Девчонки засмущались, тем более что похвалы казались им несправедливыми. Интересно, сколько мужества есть во мне, думала трусиха Агата. А Огонек высказала свои сомнения вслух:

– Да ничего бы мы без вашей помощи не сделали! Нам же все помогали – и вы, и мавки, и бабка Агафья, и Евграф!

Алексей покачал головой, но не успел возразить, потому что Сергей спросил:

– А где Кощей? И Яга?

– Не знаю, – пожал плечами Алексей. – Кстати, нынешний Кощей – сын того, что погиб от Марьиного яйца. И в прошлую ночь у него был шанс стать таким же могущественным, как отец.

– Мы их убили? Уничтожили? – безжалостно-кровожадно поинтересовалась Огонек.

– Нет. Зло так же вечно, как и добро. Но вы нанесли темным удар, от которого они не скоро оправятся.

Не все вопросы были заданы, и не все ответы получены, но в беседку, громко топая, вбежала воспитательница старшего отряда Вера Николаевна.

– Алексей! Вас там директор обыскался! Представляете, Валентин Иванович и Ядвига Станиславовна неожиданно уволились из лагеря. Все планы работы горят! Всех воспитателей и руководителей кружков вызывают на срочное совещание!

Алексей улыбнулся ребятам и пошел за возбужденно Верой Николаевной…





Оставшаяся неделя в лагере была веселой и грустной. Агата блистала в роли Анны Австрийской в историческом спектакле. Сайт Огонька занял третье место, что, впрочем, не очень огорчило его веселую рыжеволосую создательницу. Глаше удалось дошить вечернее платье даже без помощи бесследно исчезнувшей из лагеря Ядвиги Станиславовны.

В день отъезда Степка подарил Огоньку букет цветов из собственного сада, а Крутой сказал Глаше, что в вечернем платье она - настоящая топ-модель.

В Москве у здания концерна Агату встречала радостная мама, Огонька - ее личная гувернантка, а Глашу - семейство Петровых в полном составе, включая Сергея, который держал на руках припрыгивающего от нетерпения Агафончика. Расставаясь, девчонки плакали. И тут же, у автобуса, Глаша и Агата добились разрешения у мам поехать в августе на две недели в гости к Огоньку. Но это стало началом совсем другой истории.