ИВАНОВ ДЕНЬ

Повезло все же девочкам с воспитателем! Алексей сразу разрешил Агате съездить в деревню за подарком для Глаши. И это сейчас, когда после истории с Нептуном все в лагере просто помешались на безопасности! Как и в прошлый раз, Агата отправилась в Дедово в сопровождении Анны Степановны. С погодой, правда, им сегодня не повезло – нудный дождик зарядил с утра, велосипеды, словно маленькие лодки, разрезают лужи на дорожке, дождевые капли текут по лицу, по дождевику. Деревенские домики тоже приуныли, не слышно собачьего лая, не бегают по улице малыши, не сидят на завалинках бабки с дедами, даже вездесущие воробьи куда-то попрятались.

Анна Степановна направилась к своему дому, строго-настрого приказав Агате сразу после посещения магазина ехать к ней. Но хитрая Агата и не подумала тратить время на покупки. Лже-Глашу они с Огоньком поздравлять и одаривать подарками не собираются, а настоящая Глаша… Где она? Что с ней? Но некогда сейчас об этом размышлять – надо спешить к бабке Агафье.

Знакомая избушка словно еще больше вросла в землю, пытаясь спрятаться от дождика. Агата оставила велосипед у калитки и побежала под дождем к дверям. Стук – тишина. Стук – тишина. Куда могла уйти древняя старушонка в такую погоду? В магазин? Разочарованная Агата в раздумье поворачивает назад, к велосипеду, и вдруг чувствует, что на нее кто-то смотрит. У калитки стоит бабушка. Нет, это не бабка Агафья, эта старушка помоложе, пополнее, повыше. Она подозрительно смотрит на Агату, и та решает объясниться:

– Добрый день! Вы не подскажете, где бабка Агафья?

– Добрый день. А тебе на что бабка Агафья сдалась? Кто ты сама-то будешь? – пытливо поинтересовалась бабушка.

– Я из лагеря. Из "Страны чудес". Мы с подружками к бабке Агафье дней десять назад приходили, – ответила Агата.

– Так. Так. А ты, случаем, не Агафьина ли тезка? – продолжила допрос старушка.

– Да, это я. Меня Агатой звать, это одно и тоже имя, – немного удивленно сказала Агата.

– Ну, если так, ступай ко мне в избу, – командным голосом отдала приказание старушка.

Заинтригованная Агата, прихватив велосипед, отправилась за странной бабушкой. Далеко идти не пришлось – новая знакомая жила в соседнем доме. Здесь было чисто, мебель городская, телевизор на почетном месте. Бабушка указала Агате на диван, а сама уселась на стул, сложила руки на груди и заговорила таким голосом, каким школьники отвечают урок строгому учителю:

– Значит, так, – "так", по–видимому, было любимым словом бабушки, – меня зовут Евдокия Федоровна, можно бабой Дусей звать. Бабка Агафья наша в больнице.

– Как в больнице? Что с ней случилось? – встревожилась Агата.

– Что случилось – что случилось… Старость случилась, что ж еще. Сердце у ней вчера вечером прихватило, и давление за двести. Еле до меня докричалась. Ну, так я "Скорую"-то и вызвала. Увезли нашу Агафью в райцентр, в больницу, – баба Дуся вздохнула.

– Ой, жалко как, – расстроилась Агата.

– Жалко, конечно, жалко, – согласилась Евдокия Федоровна, – Агафья-то, слыхала небось, сама знахарка, да не всякую хворь без доктора вылечить можно. Но ты вот что слушай. Когда Агафью забирали, она мне такие слова сказала: придут, говорит, ко мне девчушки. Может, две – чернявая да рыжая, а может, какая одна. Чернявая, говорит, мне тезка, а рыжую звать Агнией. Так, если придут они ко мне, скажи – пусть до конца идут, не останавливаются. И ничего, говорит, пусть не боятся. И велела еще кое-что передать. Сказала мне, где у нее оно лежит, велела взять, и тебе или подружке твоей отдать. Держи.

Евдокия Федоровна полезла в ящик большого разукрашенного резьбой старинного буфета, достала и протянула Агате деревянное расписное яичко. Такие на Пасху продаются, их туристы любят покупать. Обычное расписное яичко – красного цвета, с золотистым орнаментом и буковками "ХВ".

Агата удивленно посмотрела на яичко, поблагодарила бабу Дусю и медленно побрела под мелким дождиком к дому Анны Степановны, ведя велосипед за руль. Интересно получается – отправилась в Дедово за ответами, а получила новую загадку. Причем тут яйцо? Зачем его передала бабка Агафья? Но, стоп… Может, Евдокия Федоровна знает, как раньше называлось Иваново озеро. Агата сунула яйцо в карман ветровки, вскочила на велосипед и поехала обратно к дому бабки Дуси, не обращая внимания на лужи.

– Как раньше Иваново озеро называлось? – удивилась вопросу бабушка. – Так… Постой, постой, что-то и не припомню сразу… Слово-то какое-то… Постой… – баба Дуся уселась на диван, поднесла ко рту палец и стала удивительно похожа на одну Агатину одноклассницу, когда та никак не могла решить у доски задачку по математике, – нет, не вспоминается!

– Бабушка Дуся, ну, может бабка Агафья хоть про яйцо что-нибудь объяснила? – допытывалась Агата.

– Яйцо! Правильно! Яйцо! – обрадовалась бабушка.

– Что яйцо? Озеро называлось "Яйцо"? усомнилась Агата.

– Да нет. Просто яйцо мне помогло название вспомнить. Озеро-то раньше Кощеевым называлось, точно, так. Кощеево озеро. Это мне и другим мальцам Агафья рассказывала, когда нас нянчила-то в колхозном саду.

– Агафья вас в саду нянчила? В колхозном? – Агате представилось как одна старушка нянчит другую.

– Ну да. Это сейчас мы обе бабки, да только Агафье 85 лет, а мне – всего семьдесят будет, – немного обиженно ответила баба Дуся, – перед войной у нас в колхозе председатель детский сад устроил, чтоб бабы на работе о дитях не волновались. Агафья всегда с ребятней умела возиться, вот ее и назначили в сад-то. Это потом, когда с немцем война началась, она на фронт ушла, а до этого все в саду работала.

– Бабка Агафья была на фронте? – не переставала удивляться Агата.

– Ну да. Зенитчицей, вроде, – ответила Евдокия Федоровна.

– А озеро называлось Кощеевым? – уточнила девочка.

– Точно, Кощеевым. Ты как про яйцо сказала, я сразу вспомнила. Нам Агафья рассказывала какую-то историю. Про озеро, про Кощея, про яйцо. Ну, вроде тех сказок, что я потом детям да внукам читала, только про наше все. Про озеро наше.

– Бабушка Дуся, пожалуйста, расскажите мне эту историю! – взмолилась Агата.

– Господи, да я ее и не помню! Посчитай, шесть десятков лет прошло, где ж мне вспомнить-то. Скажи спасибо, что название озера вспомнила.

Агата от обиды чуть не плакала. Разгадка так близка – и недоступна из-за того, что Евдокия Федоровна все забыла! Баба Дуся внимательно посмотрела на расстроенную Агату, немного подумала, потом решительно встала, одела плащ и смешные резиновые боты и скомандовала: "Идем со мной!"

Оказывается, Евдокия Федоровна направлялась с Агатой на почту. Единственный сын бабы Дуси теперь жил в Москве и был, по словам матери, "большим человеком". Но когда-то, лет сорок назад, он жил в Дедово и был человеком совсем маленьким. Баба Дуся тогда еще была просто молодой дояркой Евдокией, муж ее бросил и уехал в город, а с ребенком помогала управляться соседка Агафья. И очень Мишутка, сынок Евдокиин, любил соседку за ее добрый нрав и за то, что знала она много интересных историй. Мишутка всегда был не по годам головастым, память имел отменную и должен все про Кощеево озеро помнить. Вот сейчас с почты позвонят они с Агатой Мишке в Москву и все, что надо, он им расскажет.

Сначала Мишка, ставший большим человеком, услышав голос матери, заволновался – не случилось ли что, здорова ли. Но потом, узнав в чем дело, жутко разозлился и кричал так, что даже Агате было слышно. Но бабу Дусю крики эти не сильно взволновали, также как сообщение о том, что она мешает важной встрече с инвестором. Упрямая Евдокия Федоровна гнула свое и в результате Мишка, вернее, Михаил Павлович, согласился рассказать Агате по телефону историю бабки Агафьи о Кощеевом озере. Память у сына бабы Дуси, и верно, была хорошей, говорил он быстро, но четко, как будто делал доклад:

– Бабка Агафья говорила, что раньше все наши места принадлежали Кощею. Потом там, где сейчас наша деревня, поселились первые люди, но за это Кощей каждый год брал дань: один год – красивую девушку, следующий год – самого сильного и удалого парня. Уводил он их в Нечистый лес, заставлял на себя работать. Однажды родилась и выросла в деревне девочка Марья красоты невиданной. И был у нее друг сердечный, Иван, парень сильный, смелый и на всякое дело ловкий. И велел Кощей отдать в дань Марью в грядущий год.

Только Иван не захотел невесту злодею уступить. Вызвал он Кощея на честный бой, тот только посмеялся: закружил он Ивана вихрем огненным, да и утопил храбреца в озере. Но в тот же день исчезла из деревни Марья. Никто не знал, где она – ни родители, ни подруги, ни сам Кощей, который от гнева все поля и луга выжег, всю дичь вокруг деревни уничтожил. Прошел год. Новую дань назначил Кощей – велел сразу двух привести – младшую Иванову сестру, Дашутку, да младшего Марьиного брата, Васятку.

Привели их на берег озера, как издавна повелось, Кощей змеем с неба упал, дань осматривает, над народом посмеивается. Только вдруг, откуда ни возьмись, появилась на пригорке у крайнего дома Марьюшка. А в руках ее – обыкновенное куриное яичко. Как увидел Кощей яйцо, задрожал весь, в ноги к Марье кинулся, молит не губить его. А Марья ни слова не сказала, яйцо о камень разбила, оттуда иглу тонкую вытащила и переломила ее надвое. В тот же миг исчез Кощей, словно и не было его. Марьюшка скорлупки и половинки иглы в озеро бросила, улыбнулась родителям своим и братцу, и ушла из деревни, слово никому не молвив. А когда глянули люди на озеро, то увидели напротив деревни остров, в форме яйца, которого раньше не было. С тех пор Кощеево озеро стали Ивановым звать. И в честь жениха Марьюшкиного и потому, что было все это в канун Иванова дня. А остров называется "Марьино яйцо". Все. Матери привет передай, – и Михаил Павлович повесил трубку.

Обрадованная Агата даже не знала, как отзывчивую бабу Дусю благодарить. А той, видно, и самой было любопытно вспомнить, почему озеро Кощеевым называется. Выслушав рассказ собственного сына в пересказе Агаты, Евдокия Федоровна сказала, что в голове у нее "сразу все так и всплыло" и стала припоминать подробности – о том, что на Марьином яйце, на острове то есть, еще перед войной в канун Иванова дня хороводы устраивали, костры разводили, и чучела какие-то, помнится, сжигали. А после войны уж не до того было – и молодежи в деревне почти не осталось, и работы столько прибавилось, что на праздники не на все сил хватало…



"Как это трудно, когда рядом с тобой чужой", – подумала Агата, глядя на веселую Глашу-не-Глашу, которая что-то оживленно рассказывала Огоньку в лагерной столовой. Агния, конечно, старалась вести себя естественно, но в ее голосе и смехе Агате чудилась некоторая натянутость. Вчера, после Агатиного возвращения из Дедова, им с Огоньком так и не удалось хотя бы на минуту остаться вдвоем. И только сегодня утром, когда Глаша отправилась на занятия в свой кружок, подружка узнала историю Кощеева озера и увидела яйцо бабки Агафьи.

– Так вот, что значит "Кэш"! Понимаешь, Агата! Кэш – это же Кощей, самый настоящий Кощей… – уверенно заявила Огонек.

– Кощей, – согласилась Агата, – и этот Кощей – либо Валентин Иванович, либо Николай Дементьевич.

– Знаешь, Агата, ты посторожи эту… Глашу. А я посмотрю в Интернете, что там есть интересного о Кощее.

Перед обедом, улучив секунду, когда Глаша побежала помыть руки, Огонек передала подруге стопочку компьютерных распечаток. И теперь Агата не могла дождаться конца обеда, чтобы прочитать то, что отыскала Агния в Интернете. Но вот, наконец, обед закончен, Глаша и Огонек убежали из комнаты, а у Агаты есть еще минут сорок до начала репетиции исторического спектакля. Что там, в листочках Огонька? "Кощей Бессмертный играет ту же роль скупого хранителя сокровищ и опасного похитителя красавиц, что и Змей; оба они равно враждебны сказочным героям и свободно заменяют друг друга, так что в одной и той же сказке в одном варианте действующим лицом выводится Змей, а в другом – Кощей.

В старославянских памятниках слово "кощь" ("кошть") попадается исключительно в значении: сухой, тощий, худой телом – и, очевидно, стоит в ближайшем родстве со словом "кость", как прилагательное к существительному; глагол же "окостенеть" употребляется в смысле: застыть, оцепенеть, сделаться твердым, как кость или камень, от сильного холода. На основании этого можно думать, что название "Кощей" принималось сначала как эпитет, а потом и как собственное имя демона – иссушителя дождевой влаги, представителя темных туч, окованных стужею; в зимнее время года тучи как бы застывают, превращаются в камни и не дают более плодоносных дождей, а вследствие того и сама земля лишается своей производительной силы.

До сих пор именем Кощея называют старых скряг, иссохших от скупости и дрожащих над затаенным сокровищем (золотом солнечных лучей и живительною влагою дождя); народная сказка приписывает ему и обладание гуслями-самогудами, которые настолько искусно играют, что всякий невольно заслушивается их до смерти – образ песни, какую заводят суровые осенние вихри, погружающие в долгий сон и оцепенение всю природу. В сближении с этими данными надо искать объяснения и той эпической прибавке, которою характеризуется вещая сказочная старуха, заправляющая вихрями и вьюгами и по самому своему имени родственная с Кощеем: Баба-яга – костяная нога.

Старинное русское "кощуны творить" означает: совершать действия, приличные колдунам и дьяволу (кощунствовать), а в областных говорах "костить" – ругать, бранить. Демон зимы в народных преданиях нередко представляется старым колдуном, волею которого сказочные герои и героини, вместе с их царствами, подвергаются злому очарованию или заклятию.

Подобно поедучим змеям Кощей чует "запах русского духа", и в заговорах доныне произносится заклинание против Кощея–ядуна.

Смерть Кощея сокрыта столь далеко, что его называют Бессмертным: на море на океане, на острове на Буяне есть зеленый дуб, под тем дубом зарыт железный сундук, в том сундуке заяц, в зайце утка, а в утке яйцо; стоит только добыть это яйцо и сжать его в руке, как тотчас же Кощей начинает чувствовать страшную боль; стоит только раздавить яйцо – и Кощей мгновенно умирает.

То же рассказывают и про Змея: существует остров, на острове камень, в камне заяц, в зайце утка, в утке яйцо, в яйце желток, в желтке каменек – это и есть Змеиная смерть; надо только добыть каменек и бросить им в Змея!

Овладевши чудесным яйцом, царевич бросает его в лоб Кощея – и он тотчас же умирает, подобно тому как о дьяволе существует поверье, что его можно убить только серебряною пулею (молнией) или яйцом, снесенным курицею накануне Рождества, когда, по старинному мифу, рождается солнце. Точно так же великаны мрака (зимних туч) гибнут от лучей восходящего (весеннего) солнца".

Дверь распахнулась, Агата испуганно схватила листки и попыталась засунуть их под подушку. Но тревога, к счастью, оказалась напрасной – в комнату вбежала Огонек:

– Не бойся, я одна, Глашка в своем кружке надолго застряла! Прочитала?

– Прочитала. Только не знаю пока, как нам все это может помочь, – заметила Агата.

– А по-моему, все ясно. Кэш, он же Кощей – твой Николай Дементьевич любимый, – самоуверенно заявила Огонек.

– Почему? – удивилась Агата.

– Да потому. Он худой, одни кости торчат. А Валентин Иванович, совсем наоборот – колобок колобком. И еще. Руководитель исторического клуба – вполне подходящее место для того, кто бессмертен, тебе не кажется? – настаивала Огонек.

– Не знаю, Огонек, не знаю… Да и так ли уж нам сейчас важно знать, кто именно Кэш. Слежка за ним все равно ничего не даст. Смотри, как оказывается, здесь целая куча нечистой силы – и Ядвига-Яга, и доченька ее Марина-Марена-лже-Глаша.

– Да, насчет слежки ты права, – согласилась Огонек, – а вот посетить Марьино яйцо нам, по-моему, просто необходимо. Неспроста нам бабка Агафья яйцо передала, неспроста!

– Огонек, а как мы попадем на остров? – спросила Агата.

– И это спрашиваешь ты? Теперь? Когда мы уже и на Комаровом болоте побывали, и до Нечистого леса добрались, и в Дедово как к себе домой ходим? – гордо вопрошала Огонек.

– У тебя есть план? Только ты не забывай, что теперь у нас под боком лже-Глаша, от которой нужно как-то избавляться на время путешествий, напомнила Агата.

– Об этом я уже подумала. Поэтому теперь путешествовать, как ты выразилась, будем по одиночке. Ты ходила в Дедово – я караулила Глашу и пудрила ей мозги. Теперь это будешь делать ты, а я поплыву на остров, глаза Огонька сверкали, она была в восторге от ожидавших ее приключений.

– Как поплывешь? Одна? – уточнила Агата.

– Ну, конечно, я не вплавь до острова добираться буду. И не одна, успокойся. Я уже все продумала и со всеми договорилась. Ты знаешь, что послезавтра в "Стране чудес" – День юного эколога?

– Да вроде что-то слышала, – неуверенно произнесла Агата.

– Так вот, в этот день все будут заняты окружающей нас, то есть лагерь, средой. Мы будем убирать территорию, чистить ближайшие леса-перелески, сажать цветы, молодые елочки и заниматься прочей ерундой.

– Знаешь, Огонек, это не такая уж и ерунда, – возразила Агата.

– Ой-ой, только не надо мне читать лекций по экологии. Для нас все это было бы ерундой и лишней помехой, если бы не гениальная голова Агнии Раевской, то есть моя, – торжественно возвестила Огонек.

– И что там твоя гениальная голова придумала?

– А вот что. Вы с этой, с подсадной Глашей можете заниматься чем угодно. А я… Я сегодня подкинула Алексею идею о том, что неплохо бы было почистить и во-от тот островок. Туда, между прочим, иногда отряды вывозят: покупаться, костры пожечь, в военную игру сыграть. Алексею идея понравилась. В общем, я еду на Марьино яйцо на лодке с Крутым, Темным, Степкой и кем-нибудь из охраны. Мы пробудем там полдня, а остров небольшой, в длину – чуть больше километра, в ширину – чуть меньше, я узнала. Я облазаю там все, и если там есть хоть что-то подозрительное…

Огонек замолчала, прислушиваясь к приближающимся торопливым шагам. Через секунду в комната вошла Глаша, и разговор пришлось прервать.