В гостях у белого медведя
Арктика, Северный полюс
ЗА ГРИБАМИ ХОЧУ!
Эх, давно за грибочками не ходил! Сейчас у меня на даче они сами, небось, меня выглядывают.
Поделился я этим с капитаном, а Дмитрий Викторович говорит:
– Чего же проще! Сейчас высадка будет на остров Чампа, там много чего поискать можно, почище грибов. Только внимательно под ноги смотри.
Высадились. Слева ледник огромный, справа скала, в расщелинах – лёд, покрытый снегом. У подножия крупный песок, камни и камешки. Иду неспешно, под ноги смотрю. Вдруг на песке – ёжик зелёный – островок травки. И ещё один, и ещё.
Дальше вижу – в кучку собрались цветочки какие-то, да мелкие, хоть в лупу разглядывай.
В сторонке – два стебелька толщиной с иголку, цветочки на них, похожие на маки. Ну, это серьёзные ребята – ростом со спичку!
А больше всего я наискал ярко-сиреневых цветиков, они в камнях компаниями расположились. Чуть расщелина в камне, просовывает в неё стебелёк, тянется вверх, раздвигает камни и начинает цвести. Это камнеломки. Я их и дома видел, только крупнее.
Метрах в двадцати сидит меж камней чайка-поморник, на яйцах сидит. А её супруг угрожающе пикирует на меня, над самой головой пролетает. Это он очаг семейный за – щищает. Я и пошёл к берегу, к лодке.
Подишь ты! В суровой, холодной Арктике, где и лета настоящего нет, и снег не тает, травки и цветочки к небу тянутся, разноцветные мхи и лишайники валуны облепили. Чайки птенцов высиживают. И тут жизнь кипит. Не буду мешать…
Когда вернусь домой, на дачу поеду, за грибочками сбегаю. Там у нас тоже кипит жизнь, просто буйствует. Особенно на дачном участке сорняки, небось, вовсю разошлись.
Обрадовались, что нет меня две недели и рады стараться!
УСАЧ УСАЧА
Устал я стоять на мостике. Думаю, пойду почитаю. Спустился в каюту, лёг на диванчик, книжку взял, а не читается. И в самом деле, как тут читать, когда столько вокруг нового.
С новыми людьми познакомился, с некоторыми приятелями стали. Приятель – значит приятно говорить, общаться. Даже с одним моржом! Правда, мы с ним не разговаривали, но пообщались. На небольшом плоском островке у моржей – лежбище. Целая компания собралась. Развалились на камнях, лежат, загорают. Для них ноль градусов – как для нас плюс тридцать! Позагорают, позагорают, а потом всей компанией лезут купаться. Ну точно мы на берегу какого-нибудь южного моря.
Ну, что-то я перескочил.
Вахтенный старпом внимательно смотрит вокруг и, если видит белого медведя на льдине или, как сейчас – моржей, объявляет об этом по громкой связи. Ледокол останавливается, подъёмным краном на́ воду опускаются большие резиновые лодки «Зодиаки», и мы идём фотографировать моржей.
Они плескались недалеко от островка, ныряли, переваливались друг через друга, в общем, развлекались, не обращая на нас никакого внимания.
Я сделал с десяток фотографий, снял на камеру и сидел, смотрел на моржей. Вдруг один морж отделился от стаи и поплыл к нам. Метрах в пяти остановился. Это был здоровенный, наверное, в тонну весом моржище с мощными клыками, с усами. Я смотрел на моржа, морж смотрел на меня, потом два раза подмигнул мне и ушёл под воду. Моряк, сидевший на руле, сказал:
– Ничего себе! Никогда так близко не подплывали, почему бы это?
Но я-то знал, почему морж так приблизился и точно знал, что подмигнул он именно мне: из одиннадцати человек, сидящих в «Зодиаке», только я, как и морж, был с усами!
МАКАРОНЫ И БАЗАР
Знаете, что такое взрыв на макаронной фабрике? Да нет, я не про настоящий взрыв. Это раньше так женская причёска называлась. Издали смотришь, голова, как одуванчик пушистая, а вблизи – все волосы торчат в разные стороны.
Так вот, на Земле Франца Иосифа есть скала Рубини. Взрыв макарон – это про неё. Как будто вся она из макарон, только макароны тёмные, без дырок внутри и не по одной, а слоями, рядами. Словно макароны в пачках разложили, как попало, упаковки истлели, а макароны остались. Один слой в одну сторону лежит, другой – поперёк, третий наискосок, четвёртый вниз наклонён. Такой вот беспорядочный порядок.
И на Камчатке есть подобная скала, только там все макароны стоят вертикально.
Но зачем мне на Камчатку ехать, если я и тут ещё не всё разглядел, как следует. Тем более, что на этой скале макаронной чайки, кайры, погожие на маленьких пингвинчиков, устроили птичий базар. Собрались их тут тысячи. Все разом кричат, спорят, ссорятся, продают что-то, но никто ничего покупает.
Заняли все макаронины, тоже рядами сидят, почти друг на друге, как помещаются – непонятно. Лишь бы лапки на какую-нибудь приступочку всунулись – и вся птица там! И многие не просто так, на яйцах сидят, птенцов высиживают.
Интересно, какие же детки получаются, если с самого детства, с яйца ещё, слышат такой гвалт? Да такие же, как и их мамы – крикливые и горластые!
РУЛЕВОЙ
Мне очень нравится смотреть, как работает рулевой. Да, собственно, это и работой назвать нельзя. Он сидит в высоком кресле, положив одну руку на штурвал. Штурвал похож на автомобильную баранку, но меньше.
Рулевой трогает легонько штурвал, и нос ледокола послушно поворачивается туда, куда направил его рулевой. А куда поворачивать, рулевому указывает старший помощник капитана.
– Лево руля! – громко говорит старпом.
– Лево руля! – непременно повторяет рулевой. Это надо для того, чтоб было ясно, что рулевой правильно понял приказ. Как это интересно и важно!
На мостике вообще всё интересно. Сюда приходят моряки, что несут вахту внизу, у различных механизмов, у атомного реактора. Моряки разговаривают, шутят, подначивают друг друга. Я тут узнаю и людей, и жизнь корабля.
– Хочешь порулить? – вдруг спрашивает старпом.
Я чуть не подпрыгнул. Конечно, хочу! Ещё как хочу! Как он догадался? Я же никому не говорил, что мечтаю об этом. Я стоял за штурвалом судов и на Волге, и в Каспийском море, но ледокол – это класс! Мои друзья умрут от зависти.
Сел я в кресло, положил руки на штурвал. Рулевой рядом стоит.
– Курс десять! – командует старпом.
– Курс десять, – повторяю, смотрю на компас и поворачиваю штурвал, чтоб стрелка остановилась на десяти градусах.
Стрелка остановилась, а ледокол продолжает поворачивать влево.
Рулевой подвернул штурвал чуть вправо.
– Надо погасить инерцию хода.
– Так держать! – командует старпом.
– Так держать, – повторяю я, но ледокол «так» не держит, норовит мимо полыньи пройти и на льдину наскочить.
Рулевой снова подвернул штурвал.
– Нет, - говорю, – садись ты, – боюсь, не получится у меня.
Рулевой занял своё кресло и ледокол уверенно, не рыская носом, пошёл вперёд
– Ну и правильно, – думал я. – Пусть рулевой управляет. А то я зарулю куда-нибудь в сторону, а мне поскорей на полюс надо. И так с самого детства этого жду!
ЛАКОМКА
Это я про белого медведя. Он в самом деле любит сладенькое, особенно сгущённое молоко. Наш сухопутный мишка мёд обожает, а полярный – сгущёнку. Думаю, он и мёд бы с удовольствием ел, но нет в Арктике пчёл.
Кстати, ещё о насекомых. В Арктике и комаров нет. В наших северных тундрах их миллиарды, а в Арктике, на островах – нет. Конечно, не будет. Попробуй, пролети такое расстояние над морем! Сесть отдохнуть некуда. Не на кита же, в самом деле, садиться! Он постоянно ныряет, да и кожа у него – не прокусишь.
Так вот, про лакомку. Если медведю бросают сгущёнку, он запросто разрывает банку когтями. Молоко медленными, длинными струйками стекает, на снег, на лапы. Мишка жадно хватает снег, лижет лапы, облизывает банку. Потом снова смотрит: угостите ещё! А иногда целые представления устраивает: катается на спине, прыгает со льдины на льдину, стоит на задних лапах…
А рыбу и мясо медведь не ест. Работница камбуза бросила ему кусок ароматной баранины. Мишка понюхал, чихнул, потом долго тряс головой и обтирал лапой нос.
Я не брал белому медведю сгущёнку. Он без моей сгущёнки тысячу лет обходился и обойдётся ещё. А язык и губы о рваные края банки порежет точно. Я видел…
Так что, если вы собираетесь в Арктику, везите белому медведи лучше конфеты «Мишка на Севере». Ему понравятся. Недаром же их так назвали конфетные работники. Хотя я думаю, вряд ли они были там, где белые медведи живут. Разве уедешь с работы, где такая прорва конфет?
В ГОСТЯХ У БЕЛОГО МЕДВЕДЯ
Он стоит на льдине, метрах в пятидесяти от ледокола. Я смотрю на него, он смотрит на меня, с любопытством и вроде дружелюбно.
А что, если бы и вправду я оказался на льдине рядом с мишкой? Да он бы сразу расправился со мной. Провёл лапой – и всё! И нету путешественника.
Ну, ладно, допустим, не расправится, а позовёт по льдине прогуляться? Ясное дело, через час я бы уже язык высунул, устал бы по торосам лазить, руки-ноги в кровь сбил, замёрз. Где мне тягаться с этим полярником? Он может по льду бежать сто километров в час! Я тоже могу сто километров в час – на машине по автомагистрали. Ну, сравнил тоже…
Ну, хорошо, положим, стал бы я, таким, как мишка – шуба тёплая, лапы сильные, внизу, на ступнях шерсть тоже, чтоб не мёрзли на снегу.
Вот идём мы по льду, два новых друга, два белых медведя, уже есть хочется. У мишки, как у гостеприимного хозяина, угощение есть. За торосом спрятано полтушки нерпы, свежезамороженной, с кровью…
Фу ты, ну ты! Пригрезится же такое! Обедать уже пора. Спущусь-ка в камбуз, попрошу у кока борща флотского, макарон по-флотски и компота флотского же. Вкуснота! Ни с какой свежезамороженной нерпой не сравнить.
А нерпу мишка пускай сам ест. Ему нужнее.
Автор текста и фото: Олег Бундур,
специально для детского портала "Солнышко"
Опубликовано 11 марта 2014 г.
Комментарии к статье
22.03.2014, 08:07
Ярослав
Какой страшный айсберг итакой большой!
23.03.2014, 22:23
Татьяна Писклюкова
спасибо за статью!лично для меня очень познавательная!многих терминов не знала (к своему стыду :))и понравились фотографии!!!а еще напишите статью о Ваших путешествиях?интересно читать очень.
|
Оставить свой комментарий