Дина Сабитова пишет детские сказки (читали ли вы с детьми ее повествование о жизни мыши Гликерии?). А еще записывает, как растут ее сыновья, Сенька и Тёмка. И записи эти размещает в "Живом Журнале".

*

Почему я читаю Сеньке перед сном, хотя он уже и сам умеет читать?

Не только потому, что мудрый Пеннак (в книге "Как роман") советует читать детям, даже когда они точно читают сами. И не только потому, что Сенька приезжает домой в восемь вечера, и мне хочется просто побыть с ним наедине. И не только потому, что мне хочется из своих рук накормить его любимыми книгами, смеяться вместе с ним, озвучить страницы своим голосом...

А еще и потому, что из комментариев и вопросов, которые он делает по ходу чтения, я извлекаю вещи неожиданные - и про сына, и про книгу...

Мы читаем "Карлсона" - и еще не добрались до главы с днем рождения, где, как я помню, семья Малыша убедилась, что Карлсон существует. Пока сплошные обломы - то фрикаделька на башне, то в шкаф Карлсон спрятался, и папа сердится, что Малыш перекладывает вину на кого-то выдуманного, и мама мягко замечает, что ведь, конечно, Малыш все придумал...

На этих сценах два или три раза Сенька замирал, останавливался, глаза его наливались слезами. И он говорил мне с чувством и видимым раздражением и обидой:

- Ну почему? Почему ему никто не верит? Ведь он говорит правду!

... Иногда, пару раз, когда я сомневалась и переспрашивала что-то в разговоре с ним, он давал такую же резкую реакцию: "Почему ты мне не веришь! Никто мне не верит!"... Особо слежу за тем, чтобы он получал постоянные подтверждения того, что мы ему верим...

А знаете, как он был счастлив, когда Кристер и Гунилла обомлели и потеряли дар речи при виде Карлсона, лежащего на полке шкафа? Малыш в книге покатывается от смеха - и мой Сенька тоже смеялся и прыгал по кровати - в восторге! "Вот! Наконец-то!"

*

... Однажды мой сын будет писать роман... Или мемуары. Или автобиографию художественную. И там он напишет: "Когда мне было семь лет, я неделю плакал из-за того, что Плутон объявили не-планетой"...

Когда я рассказала Сеньке о судьбе Плутона, в его глазах встали реальные слезы. До сих пор каждый вечер перед сном он вздыхает и говорит трагическим голосом:

- И все же зачем они так с Плутоном поступили? Я никак не могу этого пережить!

*

- Я удивляюсь. Вот наша Т. В. - она что, под дверью слушает, о чем мы говорим? Я сказал плохое слово. И она приходит через десять минут и говорит: "Сеня, ну и ну, как ты выражаешься..."

- Возможно, она разговаривала в коридоре с кем-то по делу, услышала тебя, закончила разговор, пришла и... Кстати, а какое слово ты сказал?

Мнется.

- Не скажу...

Я вдохновенно перечисляю: Блин? Козел? Попа?

Ребенок затаивает дыхание, краснеет, бледнеет... Потом говорит с мукой во взоре:

- Я сказал: отстойная мелодия!

Хм… А у меня было еще столько прекрасных вариантов!

*

Что-то мне надоело создание мифа.

И я села с ним и посмотрела ему в глаза. И рассказала правду. Что Дед Мороз - это сказка, которую делаем все мы. Взрослые немного деды-морозы, и дети своей верой в него творят сказку...

Сенька спросил:

- А кто подарки дарит?

Созналась, кто...

Сын помолчал и горько резюмировал:

- Кругом сплошной обман. Этот мир - мир лжи!

Наш папа расстроился, что я сказала Сеньке правду. Но я почему-то подумала, что пора. Он дотошен, и придумывать подробности жизни Д. М. мне уже надоело...

- В конце концов, - сказала я, - ребенку зимой будет девятый год.

- Ему семь лет! - вскричал папа.

Потом я все же подняла с сыном тему про Деда Мороза. Мол, ну как, может, я и зря тебе сказала?

- Мне восемь лет скоро. Я уже большой, конечно. Будем в это играть, как в театр. Для Темы. Он-то маленький еще...

*

Дом полон книг с картинками, сказок, энциклопедий про природу, про историю, словом, гуманитарщина.

Но тестостерон тихо отвоевывает себе плацдарм, откусывая маленькие кусочки от моего сладкого гуманитарного пирога.

Сочиняли мы с Сенькой сказку. Предложение он - предложение я.

Мне казалось, я по льду поворачиваю страшно неповоротливую и тяжелую телегу, а ее все время несет не туда:

- Надо вам разбить чары, полететь к волшебнику и взять у него...

- Запасные патроны к лазерной пушке! Такая пушка - три ствола, и стреляет очередями! И тогда этой пушкой вы разгоните облака!

Глаза горят, в каждом - по пушке. Пытаюсь избавиться от жуткой стрелялки.

- Нет, нам не надо пушки, у нас есть дракон! Нам надо другое!

- Да, нам надо эликсир волшебный! - с трудом отказывается от милитаризма Сенька.

- И вот мальчик и хромой дракон собрались лететь в замок волшебника. Сели они на ковер-самолет...

- А все свои пушки и автоматы сложили на прицеп. Ковер-самолет был грузовой, с прицепом...

- И прилетели к замку. Видят, а вокруг замка...

- Истребители вьются, бобмардировщики, и лазер - пиу! пиу! Из окон стреляет!

Вскакивает, начинает стрелять. Тут у меня терпение лопается:

- И тут мальчик достал фотографию своей мамы и сказал: "Моя мама терпеть не может всякие лазеры и истребители". И все истребители растаяли в воздухе.

- И они победили, - сухо соглашается Сенька.

*

Рассказываю Сеньке в очередной раз о кризисе пубертата.

- ...И детям кажется, что все дураки, особенно родители, а они одни самые умные. И дети орут: мол, отстаньте, дураки, - и хлопают дверью и грубят...

Сенька таращит глаза:

- Я постараюсь себя побороть! Это года три такая сумасшедшесть будет?

*

Для меня все это время было проблемой - как общаться сразу с двумя детьми?

Если фокус внимания - на одного, то тут же на эмоциональную периферию выпадает другой. Внешне все продолжается вполне мило, но я-то знаю, что в одного я включена, а другому проговариваю текст и делаю что-то на автомате.

И мне было обидно за каждого из них.

Но как порадоваться сразу обоим - и порадовать общением обоих, если старшему пять лет, а младшему Тёме два месяца?

Старший мой очень любит разговаривать с зайцем. Игрушечный заяц отвечает ему моим голосом, беседы затягиваются, кончается все тем, что я вскакиваю и отвлекаюсь на младшего.

Но вчера до меня, тупенькой, дошло вдруг - а почему именно заяц? И я начала "озвучивать" Тёму. Попутно махать его лапками, жестикулируя в дополнение к словам.

Тёмыч обрадовался и гимнастике и общению. А старший просто впал в экстаз. Он притащил энциклопедию, разложил ее на полу перед лежащим у меня на коленях и греющим пузо Тёмычем и тридцать минут показывал брату картинки, комментируя. "Тёма" голосом Пятачка спрашивал про все, пугался, радовался... Я взрослым голосом иногда отвечала на вопросы. Сенька обращался к нему напрямую: "Тём, гляди, ты боишься крокодилов?" И было видно, что он полностью ушел в игру, воспринимая мелкого как полноценного собеседника и "не слыша", что его озвучиваю я.

Элементарно, но додумалась до этого только вчера...

И диалог под занавес.

Сенька: "Тём, гляди, какая красная змея. Ух..."

"Тёма": "Ой!! боюсь! А как ее зовут?"

Сенька: "Не знаю..."

"Тёма": "А пусть мама прочитает".

Я: "Анаконда".

Сенька: "Тём, Тём, гляди! Конда она, оказывается!"

*

Когда мне было двенадцать лет, я взяла циркуль - козью ножку (помните, были такие?) и покрыла длинными царапинами бок у холодильника. Краска вилась из-под иглы с вкусным влажноватым хрустом, тонкими кудрями. Было так кинестетически приятно, что я не смогла остановиться.

Мама, когда увидела царапины, остолбенела и попыталась выудить из меня какое-то рациональное объяснение всего этого...

…Когда мой старший сын вдруг делает что-то мало логичное, не по возрасту, я его даже не ругаю. Я вспоминаю холодильник.

- Тебе было приятно возюкать синим восковым мелком на светлых пупырчатых обоях, да?

Молчит, сопит, просчитывает, за какой ответ он не получит по лбу.

*

Было Сеньке два с небольшим года. И однажды случилась в его жизни большая любовь.

Нет. Не так.

Большая Любовь.

Однажды ему довелось съесть маленький кусочек копченой селедки. И с тех пор сердце его было разбито.

И вот однажды по дороге из детского сада мы зашли в продуктовый магазин. И в витрине он увидел её.

- Мама... - сказал он. - Мама! Иииба!

Я купила селедку. Ее завернули в кусок сероватой бумаги и упаковали в прозрачный мешочек.

Сенька нежно и застенчиво глянул на меня и показал всем своим существом, что он понесет рыбу сам.

Что ж... Я ее отдала. И непреклонно объяснила, почему "ииибу" нельзя есть прямо на улице.

Сенька прижал мешочек к груди и ринулся впереди меня - домой. Ему не терпелось. Он еле дождался, пока я доковыряюсь ключом в замке и, не снимая сапожек, прямиком пошел в свою спальню. Оттуда раздалось бормотание. Потом он вышел, удовлетворенный и спокойный.

Когда я зашла в спальню, то увидела следующее.

В Сенькиной кроватке, головой на подушке, аккуратно укрытая одеялком, лежала Селедка. Сенька снова подошел к кроватке, погладил селедку по голове. Потом, откинув одеялко, откусил от селедкиного бока кусочек. Потом снова укрыл ее, нежно сказал:

- Бай-бай, иииба!

И пошел заниматься своими делами... И так он общался с селедкой целый вечер. Забегал, укушивал кусочек, укрывал рыбку и желал ей бай-бай...

Потом я все же уговорила его переложить селедку в холодильник.

*

Сыну четыре года. Рассказывает:

- Знаешь, мама, есть такой писатель - Леколаич Толстой. Он пишет вот очень страшные рассказы. Точно-точно, я не вру! У него такая борода. Точно! Я не видел, нам потом фотографию покажет Маринатольевна. Вот там одна... нет... две девочки пошли грибы собирать… гуляли там, развлекались... мно-ого грибов собрали... А потом шел поезд. И одна девочка кричала - не собирай грибы, не собирай! А одна все собирала... собира-ала... собирала... - (Задумывается.) - Мно-ого собрала... много... целое ведро...

- А поезд?

- Поезд? Он шел и дудел, дудел! Они думали, там дорога такая, и это им бэ-эм-вэ дудит или вольво… или эта... с колечками... Ауди... Во-от…

- Ну и дальше что?

- Дальше? Всё...

Вдохновляясь:

- Он еще много страшных рассказов написал. Например, про одну девочку, которая... (Дальше следует рассказец в духе "черная простыня летит по городу".) Вот такие страшные рассказы пишет Толстой...

Задумчиво:

- А вот у него борода, а он почему-то толстой...

- Сень, это фамилия такая. Ты - Егоров, Пушкин - Пушкин, а Толстой - Толстой.

- Ага... Этот толстой, у которого фамилия такая, еще вот что сочинил… (Дальше еще одна страшная история.)

- Сень, он еще и для взрослых писал.

- Страшные истории?

Я думаю… Анна Каренина под колесами поезда. Каторга и проститутки, смерть Ивана Ильича, куча трупов в подробностях смерти в "Войне и мире"...

- Ну, в общем, да, Сень, он и для взрослых писал страшные истории...

- Нам рассказывали, у него там домик такой, но он там уже не живет... На полянке... Хорошо, что не живет, а то мне страшно!

- Сень, он уже умер давно...

- У-у-умер? Почему?

- Давно умер, Сень... от старости... старый был - вот и умер...

Думает.

*

С некоторых пор я перестала рычать на старшего сына, когда он тупенько делает в тетради в пятый раз ошибку, забывает в школе папку по английскому, лезет, куда не просили, и эта "куда" ломается...

И знаете, почему? Потому, что мы пишем друг другу письма - вернее, переписка у нас такая - на одном листе - о том о сем.

И вот я пишу ему в очередной записке: "Напиши три своих желания".

До этого разговор в письмах шел о школе, об играх. И я ожидаю что-то типа "Лего, новую игру и..."

А он пишет мне:

"Я хачу штобы ты жела очень долго. штобы ты некогда не балела. штобы ты всегда была такой шутливы и веселой".

Я ношу это письмо с собой в сумочке. Мне с этим, серьезно, легче жить. Какая там орфография, какой английский... Как я могу орать на человека, который так меня любит. Может быть, на данный момент - как никто.


Автор статьи: Дина Сабитова.

Материал предоставлен журналом Семья и школа (№6 2007 г.).

Опубликовано 18 июня 2007 года.

Количество комментариев: 20
Оставить свой комментарий