ИВАНОВ ДЕНЬ

Ночью Агата спала плохо – ей снились страшные сны, героями которых были полчища существ, похожих на лешего и шишигу. Огонек тоже вскрикивала во сне. За ночь заметно похолодало, с озера дул ветер, бил в оконное стекло, и Агате чудилось, что это пытаются достучаться до них неведомые добрые силы…

За завтраком девчонкам не удалось пообщаться вволю и решить, что делать дальше. К ним за стол непрошеными гостями уселись Крутой с Темным.

– Привет Агушкам! Что это вас вчера на дискотеке не было?

– А тебе, Крутой, что, танцевать не с кем? – съязвила Огонек.

– Да нет, девчонок и без вас хватало. Вот только я думаю – что ваш любимый Степка скажет, когда узнает? Да и Алексею это вряд ли понравится, – ехидно заметил Крутой.

– Это ты о чем? – поинтересовалась Огонек.

– Да все о том же. Днем вы Степке подпеваете, когда он тут из себя начальника строит, перед Алексеем белых и пушистых изображаете, а по ночам в озере купаетесь?

– Тебя что, Крутой, глюки мучают? Когда это мы в озере купались? – Огонек удачно изобразила возмущенную невинность.

– Да вчера вечером, минут за сорок до отбоя. Глашка со спасателями кокетничала, а вы из озера вылезали. Глюки коллективными не бывают, а мы с Темным вас вместе видели. Темный, подтверди!

Темный согласно кивнул белесой головой. Агата, Огонек и Глаша переглянулись. Если Крутой их выдаст, они уже никогда не раскроют тайну Сергея, их в лучшем случае возьмут под строжайшее наблюдение, а в худшем – выгонят из лагеря. Быстрее всех сориентировалась находчивая Агния.

– Ладно, Крутой, не пугай нас. Ты нормальный парень и не будешь нас закладывать. Понимаешь, Агатка вчера потеряла в озере кольцо, вот мы и решили его поискать…– Огонек сама чувствовала, что версия ее звучит мало правдоподобно.

– Колечко потеряли? Ну-ну, – Крутой недоверчиво ухмыльнулся, но больше к разговору о ночном купании не возвращался…

После завтрака и короткого совещания подруги разбежались. У каждой из них было собственное задание на сегодняшний день. Огонек должна была полазить по Интернету в поисках следов Кэша. Еще ей предстояло найти все имеющиеся в "паутине" сведения о таких далеких от 21 века и компьютера существах, как лешие, шишиги и мавки. Агата хотела порыскать в поисках аналогичной информации по библиотечным полкам. А Глаша отправилась на переговоры к Степке – как местный житель, он должен знать все об окрестной нечисти. Встретиться договорились у Ядвиги Станиславовны, за полчаса до начала показа мод.

Дефиле, как выразился начальник лагеря, прошло на высоком уровне. Переодевшись в свою одежду и немного смыв грим с лиц, усталые, но довольные девчонки забрались в беседку, стоящую в яблоневом саду. Деревянное строение почти полностью закрывали ветви могучих яблонь, шум детских голосов был почти неслышен, лишь жужжали комары, летали бабочки и стрекозы, деловито сновали по деревянным перильцам крошечные труженники–муравьи. Но главным достоинством беседки было то, что сюда редко кто заглядывал, и, следовательно, здесь можно было спокойно обменяться полученными за день сведениями. Первой сообщила о разговоре со Степкой Глаша.

– Вечно вы меня на самую неприятную работу посылаете. То с причала падай, то со Степкой о нечисти разговаривай! – Глаша начала с высказывания недовольства.

– Ты думаешь мы с Агаткой удовольствие на болоте получали? Видала бы ты эту шишигу, тогда бы не выступала… – отрезала Огонек.

– Девчонки, хватит ругаться! Глаша, рассказывай! – Агате хотелось поскроее перейти к делу.

– Так вот, Степка на меня посмотрел, как на идиотку. Смеялся. Говорит, что леших только в дошкольном возрасте в сказках встречал, а о шишигах вообще ничего знать не знает. Но потом, отсмеявшись, сказал, что есть у них в деревне одна древняя старушонка, бабка Агафья. Так эта бабка вроде как знахарка. Травами лечит, заговоры знает. Верят ей только такие же бабки, но как бы то ни было, а иногда она и правда людям помогает. Вот эта самая бабка детишкам маленьким часто что-то рассказывает. Вроде сказок. В том числе и про лешего, и про Бабу-ягу. Будто они в здешних местах когда–то водились. В общем, легенды местного значения.

– Это интересно. Нужно нам к бабке Агафье в гости наведаться.

– Как, Агата? Опять Глашу заставим с причала нырять, а сами будем через забор плавать?

– Нет, зачем же. Придумаем что-нибудь новенькое. А пока рассказывай ты, Огонек, что нового узнала?

– Ну, во первых, по списку работников лагеря. Компьютером здесь умеют пользоваться многие. Даже слишком многие. И воспитатели, и руководители кружков – все обучение проходили, все могут в любое время приходить в клуб, сидеть в Интернете, работать на компьютерах. В общем, любой из них может быть Кэшем. Правда, круг подозреваемых у нас сократился. Твоя любимая Ядвига, Глаша, в мае была в отпуске.

– Ясно. А про нечистую силу что в Интернете сказано?

– Про нечистую в Интернете многое сказано. Вот, я распечатки сделала, сейчас зачитывать буду. – Огонек выложила на деревянный стол стопку бумаги, вспугнув отряд муравьев.

– А я тоже в библиотеке не зря проторчала. Так что ты начинай, а я буду дополнять, – рядом с Агатой тоже появились записи, правда, сделанные от руки.

– Поехали. Начнем с лешего. Его еще, оказывается, называют лесовиком или лешаком.

– Правильно, а еще – лисуном и боровиком, – перебила Агата.

– А я думала, боровиками только грибы называют… – заметила Глаша.

– Так вот, в восточнославянской мифологии, то есть и у нас, русских, леший – это злой дух, воплощение леса как враждебной человеку части пространства. Леший – хозяин леса и зверей, – Огонек говорила "учительским" голосом, явно заимствованным у кого–то из взрослых.

– Да, шишига его так и называла, хозяином. Только в книгах написано, что его представляют одетым в звериную шкуру, иногда со звериными рогами, копытами. А наш леший был без рогов и копыт. И вообще, я все время не могла вспомнить, на кого он похож. А теперь вспомнила. Он похож на Пана с картины Врубеля, – сказала Агата.

– Какого еще Пана? Какого Врубеля? – Огоньку, судя по всему, не понравилось, что подруга помешала ее докладу.

– Ну ты что, Огонек, никогда в Третьяковке не была? И греческих мифов не читала? Ну вспомни, Пан, он у Врубеля с такими же голубыми–голубыми глазами и с флейтой в руках, – Агата взмахнула руками и отрешенно уставилась вдаль, изображая героя картины Врубеля.

– Агатка, отстань. Нам тут со своей нечистью надо разобраться, а ты еще какую–то древнегреческую пакость вспоминаешь… Так вот, считалось, что леший может изменить свой рост – становиться ниже травы или выше деревьев. Он типа лесного пастуха – перегоняет стада зверей из одного леса в другой.

– Девчонки, а почему он плохой, леший? Ну, лес там охраняет, стада зверей пасет – просто юный ботаник какой–то, – поинтересовалась Глаша.

– А вот послушай, почему: "наделен отрицательными атрибутами, связью с левым (признак нечистой силы), у него левая сторона одежды запахнута на правую, левый лапоть надет на правую ногу и т. п. Леший – проклятый человек или заложный (вредоносный) покойник. Он может пугать людей своим смехом, увести ребенка, сбить с пути."

– Да, все это и я в книгах нашла. Еще я нашла способы защиты от лешего. Вот: "для защиты от лешего уведенный им человек ничего не должен есть или должен носить с собой лутовку (очищенный от коры кусок липового дерева), перевернуть стельки у обуви и т.п."

– А про отворотную мазь ничего не сказано, – подметила Огонек.

– А у вашего лешего одежда тоже на левую сторону была застегнута и обувь на неправильные ноги одета? – Глаша глядела на подруг круглыми от изумления глазами.

– У нашего, как ты изволила выразиться, лешего, дорогая Глашенька, мы от страха одежду разглядеть не удосужились. Да и шишигу не очень–то хорошо изучили. А она, между прочим, тоже зверушка занятная, как оказалось. Слушайте: "Кикимора, шишимора – в восточнославянской мифологии злой дух дома, маленькая женщина – невидимка (иногда считается женой домового). По ночам беспокоит маленьких детей, путает пряжу (сама любит прясть или плести кружева – звуки прядения кикиморы в доме предвещают беду), может выжить хозяев из дому; враждебна мужчинам. Может вредить домашним животным, в частности курам. Основными атрибутами (связь с пряжей, сырыми местами, темнотой) кикимора схожа с мокушей, злым духом, продолжающим образ славянской богини Мокоши. Название "кикимора" – сложное слово, вторая часть которого – древнее имя женского персонажа мары, моры". Вот и все. Ну, Агата, а что ты нашла про шишигу?

– А я про шишигу вообще ничего не отыскала. Да и ты, по–моему, совсем не о том нам тут рассказывала. При чем тут шишига? Вернее, причем тут кикимора?

– Да при том. Я точно помню – когда леший шишигу звал, он раза два крикнул "шишига", а потом – "шишимора". Вот я и запросила в "Яндексе" сначала "шишигу", а потом – "шишимору".

– Но тут же сказано, что кикиморы живут в доме, а не на болоте!– возразила Агата.

– А ты не заметила "связь с сырыми местами"? – Огонек взмахнула рукой, отвергая все возражения.

– Огонек права, Агата! Ведь даже есть такое выражение "кикимора болотная". Значит, шишига, шишимора и кикимора – это одно и тоже! – поддержала Огонька Глаша.

– Хорошо, убедили. А кто такая эта мара или мора? – спросила Агата.

– Я, конечно, тоже этим заинтересовалась. Слава Интернету – сейчас вы все узнаете про Мару–Мору: "в славянской низшей мифологии – призрак, видение; дух в облике женщины, Смерть. Мара – одно из самых древних, таинственных и "смутных" существ в поверьях русских крестьян. Мара – дух в облике высокой женщины или, напротив, сгорбленной старухи, но с длинными распущенными волосами. Иногда красивая девушка в белом, иногда женщина, одетая в черное и рвань, а также космата. Мара шьет и прядет в лунные ночи, но делает это не к добру. Она рвет и путает кудель и пряжу хозяек, которые оставили все это без благословения. Мареной называли чучело (куклу, дерево, ветку), сжигаемое, разрываемое или потопляемое во время праздников проводов зимы, а также в ночь на Иванов день. Такая фигура могла воплощать уходящий отрезок времени – зиму (смерть), весну – или божество, связанное с плодородием, растительностью, соотносимое также с русалками и ведьмами".

– Ой, девчонки, я, кажется, догадалась! Мара – это, наверное, и есть Баба-яга! – сделала вывод слегка обалдевшая от обилия информации Глаша.

– Нет, Глаша, ты слишком плохо думаешь о наших предках. Их фантазии хватило на целую кучу нечисти. Мара – это Мара. А Баба-яга – это совсем другое дело. Слушайте. Баба-яга известна по русским народным сказкам как старуха–ведьма, живущая в темном лесу в избушке на курьих ножках.

– Кстати, знаете, почему именно на курьих ножках избушка? – поинтересовалась Агата с интонациями экзаменатора.

– Не знаю, я в Интернете на это внимание не обратила, – несколько смутилась Огонек.

– Оказывается потому, что курятина была традиционным поминальным блюдом у восточных славян, то есть его ели после похорон, на поминках. Избушка Яги была окружена забором из шестов с человечьими черепами или человеческих костей, – Агата слегка поморщилась, представив себе это зрелище.

– Теперь я рассказываю, Агата, – предъявила свои права Огонек. – Внешне Баба–яга выглядит как безобразная старуха: у нее длинный нос, костяная, высохшая нога. Для тех, кто сам добирается до ее жилища, она становится проводником в иной мир или мир мертвых. Она испытывает таких героев и помогает тем, кто выдерживает испытание (или хотя бы готов его выполнить).

– Правильно, – согласилась Агата, – но как жительница или страж иного мира, мира мертвых, Баба–яга сама похищает людей (особенно детей) и питается их мясом.

– Баба–яга оказывается "главной ведьмой", у нее есть сестры, повелевающими силам природы и циклами смены дня и ночи. Она летает на железной ступе и когда колотит по ступе пестом, то случается гром и гроза. Баба–яга связана с братьями – Ветрами, которыми повелевает, – Огонек замолчала, перебирая листочки, и инициативу перехватила Агата:

– Следы за собой Баба–яга заметает метлой, уже как все ведьмы. Она также связана с печью, самым главным предметом женской домашней магии в деревне. Баба–яга также пряха; она прядет нити, ткет холсты и гоняется иногда за своими жертвами с железным гребнем. Пряжа ее – знак власти над судьбами людей. Она дает герою сказки клубок волшебной нити, который приводит его туда, куда судьба велит. Как ведьме, Бабе–яге служат черные коты, вороны, змеи.

– Уймись, Агатка, моя очередь. Бабу–ягу исследователи связывают с образом змеи. К этому относят ее "одноногость" (вторая нога есть, но высохшая) и то, что она не ходит, а летает по небу, как "змей небесный". В повериях 19–20 веков Баба–яга существо не сказочное, а мифически–реальное. Она живет с дочерью Маринкой на болоте, в лесу, то есть в малодоступном месте. Они живут в доме на куриных ножках или на веретенной пятке. Одежда на Бабе–яге белая или такая "как на ели кожа". На голове – повойник. В доме она прядет. Вне дома она быстро бегает, помогая себе помелом.

– Ужас какой, девчонки! – Глаша зябко повела плечами, – в "Гарри Поттере" ведьмы посимпатичней будут.

– Это тебе, Глаш, не Гарри Поттер. Это тебе… нечистая сила, вот. А красавицы в русских поверьях тоже есть. Мавки, к примеру.

– Да, мы же хотели узнать, кто такие мавки! – спохватилась Глаша.

– Мавки – это русалки, – быстро вставила Агата.

– Агата, так не честно, я первая хотела рассказывать!

– Нет, Огонек, честно! Дай хоть про мавок я начну! – Агния согласно кивнула головой, и Агата продолжила. – Послушайте, как красиво: "мавки особенно любят при полном месяце появляться. Распоясывается так, что не ставит ни во что ни охранительный чеснок, ни траву полынь. И через железную цепь не побоится перешагнуть. Мавки плещутся в реке, а потом вылезают на берег чесать свои зеленые кудри, а путников просят дать им для этого дела свой гребешок. Если дать его наглым и мокрым девкам, они расчешутся и вернуться в реку с миром, а гребень придется выбросить, иначе потом облысеешь. Если же не дать, пожадничать, то замучают мавки до смерти".

– Теперь я дополняю. Считалось, что мавками или русалками становятся умершие некрещеными младенцы женского пола и девушки, утопившиеся от любви. Кстати, в других поверьях волосы у мавок или русалок не зеленые, а золотые.

– Мне золотые больше нравятся, – мечтательно проговорила Глаша, чем вызвала взрыв хохота у Агаты и Огонька.

– Вот и стали мы с вами, девчонки, главными специалистами по всяким нечистым силам, – подвела итоги Агата.

– Да, теперь неплохо было бы посетить Степкину старушку и узнать, что местным жителям было известно о всех этих леших, мавках, шишигах и Ягах. Вот только как нам в Дедово выбраться? – спросила Огонек.

– А я уже все придумала, – заявила Агата, – что, зря я в историческом клубе занимаюсь? У нас там есть и этнографическое направление.

– Какое направление?

– Этнографическое. Это когда всякие народные песни, обычаи, сказки, поверья изучают.

– Ну-ну. Как Шурик в "Кавказской пленнице", да? Еще он тосты записывал…

– Вот-вот. Теперь мы будем Шуриками. Я сейчас же схожу в клуб, упрошу Николая Дементьевича разрешить нам завтра сходить в Дедово, в этнографическую экспедицию. К носительнице народных обычаев бабке Агафье. А ты, Глаша, беги скорее к Степке, пусть он сегодня вечером с бабкой договориться, согласится ли она с нами поговорить.

– Ну вот и хорошо. А я вернусь в компьютерный клуб. Я делаю новую редакцию своего сайта в Интернете. У нас в конце смены будет конкурс сайтов, а у меня дизайн никуда не годится…



Этнографическая экспедиция была назначена на следующий день, на послеобеденное время. Николай Дементьевич полностью одобрил идею Агаты, даже произнес проникновенную речь на тему "как важно не забывать о собственных истоках". Степке позволили в рабочее время съездить на велосипеде в деревню, чтобы договориться о встрече с бабкой Агафьей. Бабка оказалась на редкость уступчивой и согласилась принять девчонок в любое удобное для них время. Алексей разрешил подружкам отлучиться из лагеря под наблюдением Анны Степановны, которая должна была уйти с работы в четыре часа дня и доставить юных этнографов обратно в лагерь к ужину. В спортклубе трем подружкам дадут велосипеды, чтобы не топать пешком 4 километра в один конец.

И вот перед ними деревенька Дедово. Дорога выныривает из леса, с невысокого холма сбегают к озеру низенькие, словно игрушечные домики. Синева неба отражается в озере, в садиках приветственно машут ветвями яблони, зеленеют грядки и яркими пятнами тлеют гордые пионы на клумбах. Тишину разрывает короткий лай собачонки в крайнем дворе и недовольное шипение огромных белоснежных гусей, мимо которых с опаской проезжают наши городские жительницы. Избушка бабки Агафьи стоит на отшибе, маленькая, кособокая, словно ей тоже восемьдесят пять лет, как и ее хозяйке. Анна Степановна стучит в дверь, они входят и знакомятся с бабкой Агафьей – худой высокой старухой, древней, но не дряхлой на вид.

– Бабушка Агафья, вот наши девочки. Хотят у вас про обычаи местные узнать. Вы тут знакомьтесь, разговаривайте, а я домой побегу, мне кур и поросенка покормить надо.

Анна Степановна уходит, а бабка Агафья указывает подружкам на скамью, стоящую у стены, где в углу светится крошечным дрожащим огоньком лампадка под иконами. Девочкам странно и интересно: эта изба со старинной мебелью и льняными дорожками на некрашеном полу, полумрак, старуха с впалыми, но ясными серыми глазами. Она ставит на деревянный стол медный большой чайник, достает из печи – настоящей печи – круглый хлеб, разливает из глиняного горшочка в блюдечки светлый и необычайно пахучий прозрачный мед. Потом жестом приглашает гостей к столу, усаживается сама и только тогда прерывает молчание:

– Угощайтесь, красавицы. Как меня звать-величать, вам уж известно. Теперь вы мне свои имена скажите.

– Агния.

– Агата.

– Аглая, Глаша.

– Ну что ж, тезку в доме принимать вдвойне приятно. Что переглядываетесь, не знаете, кто из вас тезка моя? Свои имена знать надо. Агния – имя чистое. Аглая – блестящее имя, красивое, но чужое. Хорошо, что тебя Глашей часто зовут. А тезка моя – ты, Агата. Имя у нас доброе, хорошее.

– Разве имя так важно? Ведь имя – это только слово, и все. Вот меня все друзья Огоньком зовут, это прозвище, а я не обижаюсь, – возразила Агния, упрямо тряхнув рыжими кудряшками.

– Только слово, говоришь? Так со слова все и начинается, и все своим словом зовется. Тебе на прозвище обижаться не след, ты ведь и вправду как Огонек, а без огня жизни нет. Значит, твое имя, слово твое, живое, чистое, и тебе по праву досталось.

– Бабушка, а вот Комарово болото почему "Комаровым" зовется? Потому что там комаров много? – Агата решила перевести разговор поближе к интересующей их теме.

– Хитрые вопросы задаешь ты, тезка. Комарово болото ведь недавно стали Комаровым называть. По ошибке, по созвучию слов. А раньше ему другое имя было – Кикиморово.

Изумленные девочки переглянулись. Вот так бабка Агафья!

– Что переглядываетесь? Про кикимор-то слыхали?

– Слыхали, бабушка Агафья, слыхали – заторопилась Огонек, – про кикимор, про шишимор, про шишиг. Они там живут? Жили? Их кто–нибудь там видел? Вы видели? Они существуют?

– Ох, Огонек, огонь ты и есть! Сколько вопросов враз выпалила? Только вот что я тебе скажу – не на все вопросы у кого-то ответ узнать можно. Некоторые ответы человек всю жизнь должен сам искать, да может и вовсе не найти. А подсказку я вам уже сказала. Не бывает простых слов. Было Кикиморово. Стало Комарово. Верили люди в кикимору, видали ее – было болото Кикиморово. Забыли о силах земных-лесных, стало болото Комарово, – бабка Агафья покачала головой, словно укоряя кого-то, кто забыл название болота.

– А кикимора? Она существует? Или существовала? Она исчезла? Или просто люди о ней забыли? – Огонек выпаливала вопросы один за другим.

– Коли спрашиваете меня о ней, знать, не забыли? Как же она исчезнет?

– Бабушка Агафья, а какие еще названия, имена, слова старые вы помните. Вот озеро, оно как называется? Не просто же озеро? И лес? У него, наверное, тоже есть название? – Агата жадно ожидала ответа.

– Леса наши по-разному зовутся. Тот, что вокруг деревни, – Девкиным. Девки в нем грибы-ягоды собирали, хороводы на поляне водили, вот и лес Девкин, а поляна – Карогодная, хороводная, значит. А тот лес, что за Кикиморовым болотом, издавна Нечистым звали. Почему – сами догадайтесь. За болото никто не ходил. Озеро уже давно Ивановым зовут. Что, не нравится? – бабка Агафья заметила разочарованный взгляд синих Глашиных глаз.

– Нет, почему не нравится. Я, я… я почему-то думала, что озеро как-нибудь романтичнее зовется. Например, "Русалкино озеро". Или "Мавкино".

– Вы и про мавок знаете? А мне уже давно стало казаться, что люди обо всем забыли. О земле, о воде, о лесе. А вы помните… Значит, верно мне сердце подсказало. Неспроста все это. И имена ваши… И пора канунная… Все неспроста, – бабка Агафья задумчиво переставила мед на столе, пригладила темной рукой домотканую скатерть.

– Бабушка Агафья, бабушка Агафья! Объясните нам, что неспроста? О чем Вы? О добрых силах? – взволнованная Агата почти кричала, Огонек привстала со скамьи, а Глаша от волнения так стиснула пальцы, что они побелели.

– Я вам ничего больше говорить не буду – сама мало знаю. И помочь вам тоже почти ничем не могу. Наказ только один дам – слушайтесь во всем сердца своего, оно вам подскажет, что делать. И если сердца слушаться будете, то добрые силы вас от темных всегда заслонят, – бабка Агафья задумалась, девочки сидели тихо, боясь потревожить ее. Старушка вдруг упрямо, как будто в каком–то невидимом глазу споре, встряхнула головой, глаза ее блеснули из-под платка по-молодому лихо. – Ладно, покажу вам еще кое–что, чтобы поняли, откуда вы и за кем на землю, на свою землю, пришли. Ступайте за мной.

Бабка Агафья провела их узенькой тропинкой через свой огород к озеру, где стояла совсем крохотная банька. Внутри было тепло, темно, пахло травами, что были развешаны в предбаннике под потолком. Бабка ловко затопила печь, заварила в котелке какую–то траву, разлила густую темно-зеленую жидкость в три старые глиняные кружки и велела выпить. Сразу закружилась голова, глаза закрылись, и каждая увидела свой сон, похожий на явь.

…Агата видела себя. Вернее, она ощущала себя "изнутри", как обычно, но при этом видела и "снаружи", как абсолютно чужого человека. "Изнутри" она была самой собой – спокойной, доброжелательной девчонкой, немного трусихой, веселой и общительной, стремящейся узнать все обо всем. "Снаружи" она была совсем на себя не похожей – худой, маленькой, с темно-русыми волосами, распущенными по плечам и схваченными на голове сплетенной из лыка повязкой. Одета в немыслимое одеяние, сшитое из плохо выделанной кожи. Агата (или то была вовсе не Агата?) пряталась в высокой траве у реки. В руках у нее – крошечный младенец, завернутый в шкуру, в колени уткнулся растрепанной головкой другой малыш. Агата напряженно смотрит на выдолбленный из дерева челн, в котором трое мужчин ужасного вида увозят вниз по реке отчаянно вырывающуюся женщину. Агата знает, что эта женщина – ее мать, а малыши – братья. Отца Агаты, как и других мужчин их племени, сегодня убили враги, женщин и больших детей – угнали в плен. Агата понимает, что если их заметят, найдут, ее тоже увезут по реке в неволю, а малышей безжалостно убьют. Поэтому мать и толкнула их сюда, в траву. Агата осталась одна, ей предстоит несколько дней брести с братьями вверх по реке, туда, где в родственном племени она найдет защиту и помощь…

…Агния никогда не мечтала быть красивой, особенно такой. Ее рыжая коса, украшенная драгоценными камнями, настолько пышна и толста, что оттягивает голову назад. Зеленые глаза (разве они у меня не желтые, как у кошки?) радостно сверкают. Сегодня праздник – старшая сестра ее выходит замуж за князя. Отец, княжеский воевода, доволен и хмелен, мать на молодых не нарадуется, а ей разрешено побыть на пиру до тех пор, пока у гостей хмель уста не развяжет. Но что это за крики там, за воротами княжеского двора? Откуда взялись эти стрелы? Почему так побледнела сестра и красным стал на груди ее праздничный сарафан? Кто эти страшные люди с узкими глазами и плоскими смуглыми лицами? Зачем звучит жуткое слово "измена"? Куда ей бежать, где спрятаться?

…Глаша удивленно смотрит на себя в старинное зеркало с золотой рамой. Это точно она, Глаша, – ее светлые волосы, синие глаза, тонкие руки и ноги. Как не идет ей этот тяжелый тулуп, перепоясанный кушаком. И зачем у нее в руках нож? Что она делает здесь, в большом доме, полуразрушенном и разграбленном, но прекрасном даже в этом унижении? Ее зовут. Глаша бежит на зов, чтобы перевязать раны у своих – бородатых мужиков в тулупах и кафтанах - и у чужих – пленных, избитых, в разорванных мундирах, говорящих что-то быстро и испуганно на незнакомом языке с раскатистой буквой "р"…